Адель поймала его взгляд и ухмыльнулась, не снимая гоночные очки. Улыбка получилась заразной. Лука не смог не улыбнуться в ответ.
– Решила остановиться и насладиться ароматом сакуры? – поинтересовался он.
– Она красивая. – Её затянутые в перчатки пальцы потянулись к ближайшей ветке, срывая цветок. Его лепестки затрепетали, когда девушка поднесла их к носу. Вздохнула. – Правда, запаха почти нет.
Лука смотрел на цветок, застывший так близко к её губам, и жаждал оказаться на его месте…
Адель шумно выдохнула, цветок, кувыркаясь, полетел на землю.
– У тебя осталась хоть капелька вяленого мяса? У меня есть только протеиновые батончики.
Осталась, Лука знал это, где-то в глубинах кофра. Он повернулся, чтобы расстегнуть пряжку.
– Хотелось бы подкрепиться перед Токио, – пояснила Адель.
Токио. Когда Лука закрывал глаза, он мог почувствовать: радостно кричащая толпа и гладкий бетон. Дрожь колёс Цюндаппа, когда он пересечёт финишную черту, повторит победу 1953 года.
Лука Лёве. Дважды Победоносный. Герой Третьего рейха. Крепкий, как кожа, жёсткий, как сталь. Достойный.
Он так увлёкся, представляя эту сцену и перерывая вещи в поисках пакета с вяленым мясом, что не заметил шаги за спиной… УДАР. Боль. Тумаааааан.
ТЕМНОТА.
Когда Лука очнулся, ветви сакуры плыли у него перед глазами: безветренная розовая дымка. В висках стучало, а когда он отважился коснуться черепа, его пронзила резкая боль, от которой Лука выдал парочку не одобряемых родителями слов. На кончиках пальцев осталась кровь.
Он не подозревал, что голова может болеть так сильно.
Когда Лука наконец поднялся, головокружение переместилось в сторону желудка. А из него наружу. Он ещё стирал желчь с губ, когда обнаружил, что ищет Адель. (С ней всё в порядке? На неё тоже напали?) Но фройляйн нигде не было. Как и её мотоцикла. Лишь нежные лепестки, примятые следами её шин. Несколько минут Лука стоял неподвижно, принимая пустоту дороги. Стараясь не шевелиться. Стараясь снова не согнуться от рвоты.
Он не подозревал, что сердце может болеть так сильно.
IIIЯэль кралась по чердаку сарая, всем телом прижавшись к тюку сена. В руке нож. Медленно, медленно, пока не заметила цель: фетровая шляпа и чёрное пальто. Между ними были пятиметровая балка и двухметровый прыжок. Достаточно, чтобы стать испытанием даже для её закалённых мышц. Яэль как можно тише прокралась к уступу, лезвие опустилось.
«БУДЬ ТИХОЙ БЫСТРОЙ ПАРЯЩЕЙ»
Она прыгнула.
Это был совершенный прыжок, высчитанный до малейшего градуса и расстояния. Яэль приземлилась в одном вздохе от победы, колени мягкие и упругие. Хотя тело её замерло, нож продолжал движение, глубоко впиваясь в ткань. Один, два, три быстрых удара по жизненно важным органам цели: почки, печень, сердце.
Чучело упало лицом вниз. Соломенные внутренности вырвались из свежих дыр. Яэль одарила его резким, хрустящим ударом в живот и повернулась к Владу. Учитель стоял, прислонившись к коровьему стойлу, скрестив руки на груди. Лицо Влада оставалось каменным, чему он всегда учил и её.
– Хороший прыжок, – проворчал он. – Ты поразила все правильные отметки. Совершенная техника.
– Но? – Яэль чувствовала приближение этого слова – в краткости предложений, в напряжённой позе, – поэтому решила произнести его первой.
Влад сделал шаг вперёд.
– Солома – это солома. Кровь – другое дело.
Яэль спрятала нож и опустила взгляд на чучело, пытаясь представить, как это другое дело растекается лужей у её ног.
– Думаешь, меня это остановит? Я видела кровь и раньше.
(Кровь, слишком много крови. Реки, потоки, целые моря крови).
– Знаю, – голос учителя смягчился.
– Я не стану колебаться, когда придёт время. – Взгляд Яэль задержался на значке со свастикой, который Влад прицепил на пальто чучела для пущего эффекта. – Ты слишком хорошо меня натренировал.
Чистая правда. Влад был мастером убийств – он делал это снова и снова для двух разных правительств целых две войны, три десятилетия. За три года, проведённых на его ферме, бывший оперативник обучил Яэль всему, что знал сам об этом искусстве. Как застрелить, заколоть, задушить. Последнее, что она ожидала услышать от него, было:
– Не нужно такого энтузиазма. Это непросто, убить человека.
– У национал-социалистов это проблем не вызывает, – отозвалась Яэль, голос хриплый от кровожадных мыслей. Тех, которые она так яростно пыталась отогнать. Тех, которые всё равно всегда её догоняли.
– Ты действительно хочешь быть такой, как они?
Вопрос Влада жалил так же сильно, как удары, которыми он осыпал Яэль в первый год их спаррингов. Яэль потребовалась вся её выдержка, чтобы не вздрогнуть, не разозлиться, не закричать на учителя за то, что задал такой вопрос. За то, что посмел подумать такое.
Как они. Яэль не такая, как они. Она никогда не станет похожа на них. Разве не поэтому на руке её чернильные числа? Разве не поэтому она сражается?
Вместо этого Яэль указала на чучело: «Зачем тогда учить меня всему этому?»
Солнечные лучи позднего утра пробивались сквозь щели в стенах амбара, они заполнили недостатки и провалы лица Влада, когда мужчина опустился на колени, поднимая чучело.
– Потому что этой землёй правят национал-социалисты. А тебе, Яэль, никогда не суждено быть покорной овцой.
Она это знала. Знала с тех самых пор, как открыла энциклопедию Хенрики на страницах о Валькириях. Крылатых девах. Могущественных воительницах, которые не страшатся смерти, но ведут её за собой. Которые в дыму и разрухе человеческих войн отделяют выживших от проклятых.
Такой женщиной Яэль хотела стать.
– Ты одна из моих лучших учениц и станешь прекрасным бойцом. Я говорю тебе это, потому что сам хотел бы, чтобы когда-то учитель сказал это мне. Взявший в руки меч, мечом будет настигнут. Так или иначе. – Здоровый глаз Влада сузился; пустая глазница (шрам, о котором он никогда не рассказывал) дёрнулась следом. – Все навыки, которые я тебе передал – это ноша. Не дар. Каждая отобранная жизнь забирает крупицу тебя. Выбирая убийство, убедись, что это не зря. Убедись, что с этим выбором ты сможешь потом жить.
Яэль не знала, что сказать, поэтому просто кивнула. Влад кивнул в ответ и указал на тюк сена: «Ещё раз».
Мудрость передана. Смерть тяжела. Вот и всё.
На этом всё должно было закончиться. Но слова Влада продолжали крутиться у Яэль в голове. Прыжок за прыжком. Удар за ударом. Они не покинули её во время вечерней рутины и ужина из хлеба и рагу. Она нависали над ней, когда девушка лежала без сна на койке, лелея дневную коллекцию новых синяков и горящих мышц.
Каждая отобранная жизнь забирает крупицу тебя.
Ты действительно хочешь быть такой, как они?
Но не только слова Влада были виноваты в её бессоннице. Были и другие. Тяжелее. Они принадлежали умершему, парню, который когда-то спал на этой же
