Изумленный, обычно широко распахнутый рот рояля был прикрыт. Ада облокотилась на крышку. Распустила волосы, днем собранные в строгую косу. Волнистая прядь незаметно соскользнула с плеча и свесилась до самых клавиш. Димка, пробегая пальцами рядом с ней, слегка касался пряди, будто гладил.
Он считал всех детдомовских недоразвитыми. Но про Аду так думать не мог. Он сам слышал, что про нее говорили: «Талантливая девочка. Если хоть кому-то было бы не все равно, могла бы и балериной стать».
– Чье это? – после долгой паузы нарушила она тишину. Димка давно перестал играть, но разрушать атмосферу не хотелось, ей, видимо, тоже.
– Мое, – ответил он просто. Для него было важно, что она скажет.
– Это музыка расставания, – тихо проговорила она. Встала на цыпочки и закружилась в такт, по памяти восстанавливая мелодию. Димка подхватил. Он слышал шуршание шагов и скрип паркета, чувствовал ветер и вихрь и представлял, как за ней летят ее распущенные светлые волосы.
Дмитрий не был плохим человеком, он сам до сих пор не понял, как все произошло. Он бы попросил прощения, но родители приказали строго-настрого держаться от этой девчонки подальше. Ее некому защитить, а у него есть семья и есть будущее, он должен думать о себе. «В конце концов, никто ведь не умер», – справедливо заметил отец. Дмитрий успокоился, инцидент замяли, а потом это событие и вовсе ушло из его памяти, как случайная складка на простыне подворачивается под край раскаленного утюга, а потом усердно разглаживается, но излом… легкий излом остается.
Ашер, не глядя, достал из портмоне первую попавшуюся купюру, положил на стол. Поднялся. Сегодня Величко не умрет – парень пока еще не осознал, что жив. Та самая девчонка, которая хотела предупредить Ашера о том, что в их кофейне не курят, проворно цапнула со стола сотню евро.
Чтобы не стоять в утренних пробках, Ашер спустился в метро. Его не беспокоила людская толпа, что атаковала вагоны в этот час, так же как и сотни рук, что, как утопающие, хватались за поручни. Вокруг Ашера всегда образовывалось свободное пространство даже в самой плотной человеческой массе. Люди инстинктивно опасались приближаться к нему, особенно сейчас, когда он был настроен на убийство.
Давно он не чувствовал такого подъема. Жажда крови вступала в свои права. Трудно подавлять свое призвание убийцы в угоду цивилизации. Особенно сложно было справиться с собой в первый год. Ашер чувствовал себя львом в клетке, которого посадили на вегетарианскую диету. Он метался, грыз пальцы, чтобы ощутить вкус крови. Всюду принюхивался, как ненормальный, рассчитывая учуять сладкий до тошноты запах.
Ему необходимо было убивать, чтобы осознавать себя тем, кем он был. Хотя для Гильяно убийство уже потеряло истинную цену: не осталось больше демонов, которых они кормили бы кровью. Но Дому кровь все еще была нужна для Сада, ведь в нем среди обычных роз цвели души тех, кто умер в Доме и через какое-то время должен был снова родиться. Ашер больше не был связан с Домом и Садом, значит, принесенные им жертвы не шли в кровавый семейный зачет.
Но связь его души с желанием убивать была сильнее, чем у любого из Дома. Воин, Смотритель и Страж, Ашер привык к крови. Она давала ему силу. Ведь Гильяно были связаны с демонами родством, и если лилу для жизни требовалась человеческая кровь, то и настоящим Гильяно тоже. Ашер был настоящим Гильяно. Но в первый год жизни вне Дома он держался.
Он начал убивать на войне. Всегда где-то идет война, льется соленая кровь и грохочут солдатские сапоги. Нож, оставшийся у Ашера, был по-прежнему связан с Домом Гильяно. Каждый раз, когда Ашер совершал убийство, дон Гильяно чувствовал это. И конечно, усмехался про себя. Если не можешь жить без крови, значит, ты страдаешь без своего Дома. Ты осознал свое поражение. И печать проклятия давит на тебя со всей тяжестью.
* * *Ашер ехал на Балтийскую, к Виталию Сушкову. В любое время дня и ночи того можно было застать дома. Геймер, немного веб-дизайнер, фрилансер и обормот, он ухитрился завести семью при своих нестабильных доходах, уверяя жену, что за один волшебный виртуальный меч способен получить на аукционе столько же, сколько обычный мужик-трудяга зарабатывает за три месяца.
Дверь через цепочку ему открыла бледная растрепанная женщина.
– Да? – нервно произнесла она.
Женщина – очевидно, жена Сушкова – в квартире в утренний час стала полной неожиданностью для Ашера. Но не препятствием.
– Виталик меня не предупреждал. Может, он забыл, что вы зайдете? Обычно в это время он уже ложится спать, – лепетала она под пристальным взглядом Ашера, собрав лоб в сосредоточенные складки.
Ее рука сама собой потянулась к цепочке, чтобы открыть дверь. Как-то вдруг стало очевидным, что она, Лидия, стоит с нечищеными зубами, непричесанная, в халате перед привлекательным мужчиной. Она почувствовала себя неловко, будто она была гостьей в собственном доме.
– Проходите, – махнула она рукой в сторону гостиной. – Хотите кофе?
– Хочу.
И она, даже не моргнув, снесла, что гость прямо в уличных ботинках прошел по ее бежевому ковру к дивану в гостиной. Лидия мелко кивнула и крутанулась на кухню. По дороге заскочила в ванную и почистила зубы, прошлась расческой по волосам, свернула их в тугой жгут. Халат! На ней ведь несвежий, неделю не знавший стирки махровый халат. Но переодеться для незнакомца было бы слишком. «Или не слишком?» – размышляла она, гадая, как поступить. В комнате заплакал ребенок. Лидия бросилась к сыну, ругая себя за то, что она – безответственная мать – напрочь забыла о больном малыше, переключившись на красавчика в костюме. «Да что это я?» – укоряла она себя. Успокоив сына, Лидия переоделась в джинсы и футболку и метнулась на кухню, чтобы сварить кофе.
Комната, в которую попал Ашер, представляла собой гостиную, которая одновременно была и логовом геймера. «Взрослый» гостеприимный диван, ковер на полу, стеклянный кофейный столик, стеллажи с книгами, абстрактная картина на стене – треугольник и куб. И тут же три плазменных монитора, стол, заваленный объедками и огрызками, клавиатура со стершимися обозначениями, эргономическое кожаное кресло с вращением на 360 градусов и крошками чипсов на сиденье.
Кофе оказался отменным. Ашер с наслаждением сделал еще глоток. В Италии эспрессо варят на один, максимум на два глотка. Потому что понять истину можно только по первым ощущениям, все остальное лишь разрушает картину, уводит в зыбкое царство домыслов. Но по-домашнему кофе льют в большую чашку.
– Вы случайно не за деньгами? – Лидия вдруг вспомнила о том, что муж строго-настрого запретил впускать кредиторов.
– Нет, я по личному делу.
Лидия
