Баскер был мужчиной крупным, он придержал Доу одной рукой, положив ему ладонь на грудь.
Сопротивляться этой преграде было все равно что пытаться пройти сквозь стену, поэтому Доу смирился и просто стоял, молчаливый и угрюмый, сложив руки на груди, пока картинки предстоящего богатства и власти, стоявшие у него перед глазами, испарялись, открывая его взору реальность. Баскер помог Нэнси сесть, а затем подхватил ее на руки, отнес на солнце и усадил возле фонтана. На увесистой цепочке, прикованной к чаше, висел добротный ковш. Баскер схватил ковш, дернул его, пытаясь дотянуться до губ девушки, и цепь лопнула. Увидев это, Трифолд закатил глаза, хотя преподнесенный ему урок был довольно ясен.
Нэнси, поморгав, окончательно пришла в себя, закашлялась от воды, с трудом поднялась на ноги и в замешательстве огляделась по сторонам. Руки ее были по-прежнему связаны, Баскер перерезал веревки крохотным ножичком, мелькнувшим у него в правой руке.
Нэнси, похоже, решила, что ему можно доверять, хотя взгляд ее не сходил с Трифолда. Юноша подумал, уж не хочет ли она наброситься на него.
– Вот что, – прогремел Баскер, обращаясь к ним обоим и пряча нож. – Не хватало мне еще, чтобы из моей таверны похищали юных девушек без сознания. Смотри в оба, Нэнси. Всегда. Что я тебе говорил? Хотя, как по мне, все беды Трифолда скорее от молодости, чем от злобного нрава, если ты меня понимаешь.
Нэнси выпрямилась и потерла запястья. Она могла бы уйти в ту же минуту, отметил про себя Баскер. На кухне началась ее смена, и другие девушки уже наверняка ломали головы, куда она запропастилась. Здоровый старый вояка, вероятно, не позволил бы Трифолду остановить ее. И все же она осталась, ждала от него извинений. Выражение лица Баскера чуть смягчилось. Когда-то у него жила одна чересчур любопытная кошка, которая постоянно падала в бочки. В конце концов она, конечно же, утонула, когда его не оказалось рядом, чтобы помочь, но все-таки это было очаровательно.
– Видите? – сказал он, вновь обращаясь к обоим. – Все можно решить мирным путем. Ну, что бы тут у вас ни случилось, думаю, в этот раз мы обойдемся без стражей. Верно, Нэнси?
Она кивнула и сощурила один глаз, не отводя взгляда от Доу.
– Хорошо. Тогда я вас оставлю. Только верните- ка мне часы, господин Трифолд, если не возражаете… Обычно я не очень-то привязываюсь к вещам, но эти часы, гм, олицетворяют двадцать лет моей жизни, понимаете? Я никак не могу допустить, чтобы вы, молодежь, просто взяли и унесли с собою нечто, что я очень ценю.
По обеспокоенному лицу Трифолда Баскер сразу понял, что часы испорчены. Даже если молодой человек был действительно некоего рода магом, как он сам утверждал, то в карты играть он явно не умел, с таким-то лицом. Должно быть, часы спрятаны в кровати в его комнате наверху, бесполезные и потемневшие. Баскер покачал головой, сетуя на жестокий мир, и многозначительным жестом указал на подседельные сумки юноши.
В конце концов Баскер не стал забирать все деньги, которые обнаружились у Трифолда, хотя и того, что он взял, хватило, чтобы ввергнуть парня в отчаяние, он сунул пару серебряных монет Нэнси, пока Трифолд в сердцах заново укладывал сумки.
К тому времени, как Баскер неторопливо зашагал назад к таверне, солнце поднялось уже высоко, а улица наполнилась суетой. Трифолд заметил, как Нэнси косится на толпу, и вдруг понял, что ей достаточно сделать пару шагов, чтобы раствориться в ней. Если она сбежит на другой берег, он ее не догонит, а если и сможет, вряд ли успеет вернуться засветло в целости и сохранности. Она была нужна ему, поэтому он одним большим глотком проглотил всю свою гордость.
– Думаю, я совершил некоторые ошибки касательно тебя, Нэнси, – неловко пробурчал он. – Когда ударил тебя, конечно.
– И связал, – подсказала Нэнси.
Доу поморщился.
– Да, и это тоже. Я бы не прочь начать все заново… и я, кажется, знаю, как можно разбогатеть. – Он сделал глубокий вдох, и Нэнси показалось, будто в его глазах зажегся огонек некоего внутреннего зрения. – Разбогатеть нам обоим, Нэнси. Золото, драгоценные камни и Богиня знает, что еще. Если ты пойдешь со мной, то все это будет нашим.
Нэнси все еще глядела на него с подозрением.
– Почему я? – спросила она. – И зачем ты связал меня?
Трифолд принялся чертить сапогом по земляному полу стойла. Еще несколько минут назад он всего лишь хотел выбраться за пределы города, не привлекая к себе лишнего внимания вопящим свертком на спине вьючной лошади. Это казалось ему хорошим планом, пока не появился Баскер и не испортил все своей домотканой мудростью и яростной добротой. У старого солдата было две красавицы-дочери, и это словно давало ему право учить других, молодых, как следует разговаривать и обращаться с женщинами. Не человек, а просто чудовище.
И все-таки Баскер был не из тех людей, с кем Доу хотелось бы пересекаться даже в те времена, когда в распоряжении Трифолда еще находились все его обычные уловки, ловушки и монеты. На конюшне этого человека, под его сердитым взглядом Трифолд чувствовал себя беззащитным как младенец – каким он и впрямь стал, лишившись последних крупиц магии.
– Где-то милях в двадцати от Дариена начинается пустыня, – начал объяснять он. Нэнси сложила руки на груди и уставилась на него в упор.
Стоя перед черными песками, он знал, что прав. Его кровь бурлила от волнения, хотелось пуститься в пляс. И он по-прежнему чувствовал отголоски гордости, едва начинал задумываться об этом. Его цель была прямо перед ним, точь-в-точь как пять лет назад, когда он потерпел полное поражение, кем бы он себя ни считал: боевым ли магом или обычным вором. Именно такому искушению поддавались сотни других молодых искателей приключений, которые как приходили, так и уходили ни с чем, разве что становились старше, мудрее и обзаводились новыми шрамами.
Белая гробница посреди пустыни. Одной мысли о том, что он, возможно, находится в шаге от успеха в деле, в котором однажды уже потерпел неудачу, было достаточно, чтобы вызвать у Доу улыбку и заставить его вспотеть. Если верить легендам, гробницу воздвигли еще тогда, когда город Дариен даже не был построен. Она очень древняя – и хорошо защищена. Значит, там есть что защищать.
Пески пустыни чернели, словно нефть, темные и блестящие, с бесчисленным множеством тяжелых кристаллов в тех местах, где песчинки срастались воедино. Каждый
