Ну да. Утешение для убогого.
— Давай-ка, — сказал Осья-фест. — Покажи мне первую форму творения магии дыхания. Если, конечно, ты не позабыл основы.
— Я ничего не позабыл.
Я сердцем помнил все слова каждого заклятия дыхания. Все жесты. Мог сделать любой расчет и сотворить любую связку. Равно как и для магии песка, и железа, и огня, и всех остальных. Никто из посвященных нашего клана не знал формулы так, как я. Даже Шелла. Только вот это не имело никакого значения.
— Первая форма творения, — напомнил Осья-фест.
Я заставил себя расслабиться. Расфокусировал взгляд и увидел движение воздуха. В заклинаниях дыхания это самая сложная часть — удержать в мыслях нечто, что нельзя увидеть. Я вытянул руки, выпрямляя указательный и безымянный пальцы — символ направления. Прижал кончики безымянного пальца и мизинца к ладони — знак обуздания и контроля. Большие пальцы направлены вверх. Этот знак гласил: «Ну, пожалуйста, предки, дайте же мне сотворить хоть одно дурацкое заклинание!»
Я направил волю в воздух и произнес однословную магическую формулу:
— Караф!
Легонький ветерок коснулся ладоней, следуя туда, куда направляли его указательный и средний пальцы. Ветер прочертил на песке у моих ног тонкую линию, длиной этак дюймов шесть.
— Ну… — сказал Осья-фест. — Не так плохо. Результат не слишком эффектный, но все же лучше, чем ничего.
Ага. Если взять глухого, тупого и слепого дароменского пастуха, привести его в Оазис и показать заклинание, он, возможно, вызовет более сильный порыв ветра, чем я.
Осья-фест похлопал меня по коленке и поднялся со скамьи.
— Как выясняется, ты не единственный ученик, который сегодня не в форме.
Лишь теперь я заметил Тенната. Он сидел, ссутулившись, на такой же скамье по другую сторону Оазиса. Но даже с этого расстояния было видно, что ему нехорошо. Синяки и царапины, которые он заработал прошлой ночью, уже исчезли. Тут, видимо, постарался его отец. Pa-мет был отличным целителем. Может, даже лучше, чем моя мать. Вот уж воистину вселенская несправедливость!
— Посвященный Теннат сегодня не нашел в себе сил продемонстрировать даже простейшую магию, — продолжал Осья-фест. — По правде сказать, дела у него еще хуже, чем твои. Я попросил его сотворить такое же заклинание, и он не вызвал и вовсе никакого ветра.
Хм. В конце концов, может быть, какая-то справедливость в мире все же существует.
— Четверо других посвященных чувствуют себя сходным образом. И подобная… вспышка недомогания — это весьма неожиданно.
Мне в голову пришла внезапная мысль.
— А что, если мы все страдаем от какой-то временной болезни? Может быть, я не…
— Твоя магия слабеет на протяжении месяцев. Это естественный процесс для тех, кому уготована жизнь ше-теп. А вот то, что происходит с остальными, — неестественно.
Осья-фест сказал о моем будущем между делом, как о чем-то само собой разумеющемся. Даже удивительно, что в этот миг меня могло взволновать что-то, кроме собственной судьбы. И уж тем более Теннат. Но отчего-то я спросил:
— А что могло с ним случиться?
— Есть яды, которые вызывают подобные симптомы. Хотя их состав очень сложен и известен немногим. Тем не менее умный и решительный человек мог бы узнать его, если у него было время… и причины.
Что-то промелькнуло в глазах старого чародея. Беспокойство? Нет. Подозрение. Он как будто ожидал от меня какого-то признания.
— Твой дом враждовал с домом Тенната, верно? Нельзя не заметить, что большинство заболевших — из семей, поддерживающих Дом Ра. Или же — из семей, чьи главы могли бы сами претендовать на корону Верховного мага клана.
— Но не думаете же вы всерьез, что я…
Осья-фест всплеснул руками.
— Я никого не обвиняю. Я знаю, что ты — хороший парень, хотя временами безрассудный. А временами — уж прости — беспомощный. Но то, что заметил я, заметят и другие. Не исключено, что они будут искать справедливость, даже не имея доказательств. — Старый маг тяжело и натужно вздохнул. — Магия объединяет наш народ. И все-таки иногда самые дурные заклинания мы обращаем друг против друга.
Я попытался придумать, есть ли способ сделать этот день еще хуже. Не придумал.
— Мастер Осья-фест, я ничего такого не делал! Меня нельзя в этом обвинить!
— Келлен, к сожалению, есть очень большая разница между «я не делал» и «нельзя обвинить».
* * *Следующие несколько часов я просидел на скамье, наблюдая, как Осья-фест заставляет других посвященных декламировать формулы, строить магические барьеры и время от времени медитировать. В процессе этих медитаций старый маг, кажется, успел пару раз вздремнуть.
Скоро я и сам понял, что трудно держать глаза открытыми, слушая эти бесконечные повторения и бубнеж. Всякий раз, приподнимая веки, я невольно оборачивался к Теннату, ожидая насмешливых вызывающих взглядов. Но он вообще не шевелился. Пару раз посмотрел на меня в ответ, но ничего не сказал. Вот и прекрасно.
Что случилось с его магией? И с остальными посвященными, если уж на то пошло? Я знал, что ничего им не делал. Было, правда, одно объяснение — страх. Магия требует идеальной концентрации и непоколебимой воли. Эмоциональная травма делает это практически невозможным, а Теннату здорово досталось прошлой ночью.
— А ты, я гляжу, доволен собой, — сказал Панакси, выдергивая меня из дремоты.
— Не видел, как ты подошел. — Я подвинулся, освобождая ему место на скамье, но Панакси не сел. Он скрестил руки на груди, и я заметил кое-какое изменение. — О, ты зажег татуировку огня. Это круто! — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал искренне.
Он кивнул с мрачным удовлетворением.
— Сегодня утром.
— И как ты это сделал? Может, сумел бы и мне помочь? Позже? У меня есть пара идей насчет…
Я осекся, увидев на лице Панакси презрительную усмешку. Выражение, вовсе ему не присущее. На его лице она смотрелась комично. Все те несколько секунд, пока я думал, что это какая-то шутка. А потом Панакси сказал:
— Знаешь, Келлен, я понял, почему у тебя нет магии.
— Да? И почему же?
— Ты ее не заслуживаешь.
Он приблизился на шаг; его широкая фигура закрыла солнце.
— Магия — это дар джен-теп. Не дароменов. Не берабесков. И не… уж не знаю, кто ты там есть.
Я поднялся на ноги — слишком резко. Все порезы и ушибы отозвались болью. Закружилась голова.
— Я такой же джен-теп, как и ты, — сказал я и попытался оттолкнуть его. Это было глупо по ряду причин. Например, потому что Панакси до этого дня был моим лучшим другом. А еще он был очень тяжелым. Мой толчок не сдвинул его ни на дюйм. А когда он толкнул меня — я перелетел через скамью.
— Ты встал на сторону дароменки, пошел против собственного народа.
Сидя на
