— Она, наверное, ненавидела меня.
— Серентия любила тебя, Келлен, — сказала мать. — Но она потеряла рассудок. Отец увидел, как она стоит над тобой, нанося на твою кожу краску тени…
Отец покачал головой.
— Я думал, что вовремя остановил ее. Думал, что успел тебя спасти.
Мать нежно коснулась его руки. Увидев этот ласковый жест, я почувствовал себя еще более слабым и одиноким.
— Были признаки, — сказала она мне. — Даже в твоем детстве я иногда видела, как вокруг твоего глаза проступают отметины. Мы думали, что магия тени подпитывается остальными шестью. И надеялись, что подавляя твою силу, мы сумеем уморить болезнь. Сперва вроде бы это действовало. Мы не понимали…
— Что ошибаемся, — докончил отец. Его голос был таким же спокойным и уверенным, как и всегда.
— Вы просто замаскировали симптомы, да? — спросил я, не ожидая, впрочем, ответа. — Ослабляя мою магию, вы позволили болезни развиться гораздо быстрее. Вы забирали мою жизнь, мало-помалу, а теперь…
— У нас не было выбора! — рявкнул отец. Впервые хладнокровие изменило ему. Впрочем, он не перестал втыкать в меня иглы. — Мы не знали, может ли болезнь перейти на других. Если бы Шелла…
Вот оно. Ну конечно! Шелла. Надежда семьи. Самый многообещающий маг нашего рода. Разумеется, ее следовало защитить.
— Вы любите ее… — сказал я.
Отец окончательно разъярился.
— Я делаю то, что правильно для семьи! Для дома! Для джен-теп! Если Черная Тень заберет тебя целиком, а твоя магия восстановится, ты станешь угрозой для клана, как моя мать. Я не могу допустить, чтобы это случилось! Я не позволю этому случиться… — Он влил очередную каплю краски мне под кожу. Даже сейчас, когда отец был в ярости, его движения оставались осторожными и точными. Все под контролем.
Мне в голову пришла мысль. Слабый проблеск надежды. Идея, за которую хватаешься в исступлении — когда разум не желает понимать, что все уже кончено.
— Ты же поклялся, — сказал я. — Ты обещал Фериус Перфекс, что простишь меня. Ты дал слово.
Отец на миг остановился и посмотрел на меня. Его взгляд был виноватым и печальным. Он наклонился и поцеловал меня в лоб.
— Я простил, Келлен. За то, что позорил нашу семью. За то, что принес тьму в наш дом. — Отец отвернулся и снова обмакнул иглу в краску. — Теперь твой черед простить меня.
Глава 27
ИСТИНА
Нужно шесть ночей, чтобы нанести ребенку джен-теп татуировки — по одной для каждой из магических дисциплин. Огонь, железо, песок, шелк, кровь, дыхание.
Сперва требуется добыть руды из шахт, расположенных глубоко под Оазисом. Близость к шахтам ослабляет магов, так что эта задача возложена на ше-теп. При помощи химикатов и огня руды расплавляются, и из них делаются металлические краски. Это сложный процесс, для каждой краски он иной, и каждый сопряжен со своими трудностями и опасностями. Маг, готовящий краски, должен действовать медленно, методично, аккуратно. Без колебаний. И без угрызений совести.
Днями я лежал привязанный к столу. Мозг был затуманен зельями, которыми пичкала меня мать. Я знал, что родители ослабляют путы, чтобы вымыть меня: стол подо мной оставался чистым, хотя я был уверен, что несколько раз обделался.
По ночам, едва лишь в окно заглядывала луна, отец и мать принимались за дело. А я принимался за свое: каждую ночь я кричал, умоляя о милосердии. Родители старались убедить меня, что так будет лучше для всех — для семьи, для клана, для джен-теп. Я называл их лжецами и чудовищами и клялся жестоко отомстить. Я был в такой ярости, что казалось: демон уже завладевает моей душой.
Разумеется, у меня ничего не вышло. Отец и мать работали, как отлаженные часы. Медленно, но уверенно, отец разделался с одной моей татуировкой, затем со второй. Золотая татуировка магии песка была мертва. Никогда я не сотворю заклинаний, позволяющих заглядывать в неведомое и обретать тайные знания. Погибла и магия железа. Мне не будет подвластно заклятие щита, я не сумею защитить ни себя, ни других… Родители двигались все дальше и дальше, от одной полосы к другой, связывая все формы магии. Скоро отец расправится и с серебряной татуировкой магии дыхания, которая на несколько бесценных минут оказалась мне доступна.
Уставая кричать, я просто лежал, слушая, как трещит пламя на жаровнях и постукивают отцовские иглы, погружаясь в крохотные котелки. Иногда я слышал плач матери. Один раз мне померещилось, что плачет отец.
Мне хотелось спросить о Шелле — вернулись ли они с Фериус? Впрочем, я догадывался, что нет. Если бы только Фериус оказалась здесь и узнала, что со мной делают, она бы вышибла дверь и подожгла этот дом. Ворвалась бы сюда с неизменной курительной соломинкой в зубах и колодой стальных карт в руке.
«Выбьет дверь и надерет задницы — вот что сделает женщина, когда пытают ребенка», — сказала бы Фериус.
Посему, услышав вежливый, почти робкий стук в дверь, я понял, что пришла не она.
— Не тревожь нас, — сказал отец.
Стук повторился. Потом задергалась дверная ручка.
— Вон! — приказал отец. — Дверь заперта не просто так.
Из коридора раздался голос, но слова были неразборчивыми. Отец и мать проигнорировали их. И тогда случилась странная вещь. Раздались звуки ударов, словно по двери колотили чем-то тяжелым. Отец поднял взгляд, его глаза сузились. Звук повторился. Потом раздался третий удар. Дверные петли крякнули, и отец поднялся на ноги. С четвертым ударом дверь поддалась и распахнулась.
— Во имя предков! Так это правда! — сказал дядя Абидос. — Ты лишаешь магии собственного сына.
— Убирайся, Абидос, — приказал отец. — То, что здесь происходит, не касается ше-теп.
Отец намеренно подчеркнул статус дяди. Напомнил, что если он и член семьи, то лишь по крови, но никак не по рангу.
— Остановись, Кио, — умоляюще сказал Абидос. — Ты ведь не знаешь, правда ли это Черная Тень. Можно провести проверку, которая…
Отец аккуратно положил иглу на стол.
— Уже очень давно никто не зовет меня Кио.
Он подошел к дяде и встал перед ним. Никогда прежде я не видел, чтобы они стояли рядом, вот так, словно равные.
— Теперь я Ке-хеопс, маг джен-теп и глава дома. Советую тебе об этом вспомнить. А потом, заодно — вспомнить, где твое место.
Мать поднялась на ноги.
— Прошу, прекратите, вы оба. Не усложняйте дело.
Когда ше-теп обращаются к своему начальству джен-теп, они почти всегда отводят взгляд. Кажется, я никогда не видел цвета глаз своего дяди. Разговаривая с кем-нибудь из нас, он смотрел в пол или в сторону. Но теперь все было иначе.
— Келлен — мой племянник, Бене-маат. И я не позволю…
Отец вскинул руку — движение слишком быстрое, чтобы быть заклинанием. Он резко, с размаха ударил брата по лицу.
— Ты не позволишь? Здесь не то место, где ты вправе что-нибудь позволять или не позволять. Ты принадлежишь этому дому, Абидос. Но не семье.
— Ке-хеопс,
