На грязной ладони, которую он сунул мне под нос, лежал уголек с ноготь большого пальца величиной.
– Святого сожгли семьсот лет назад, – напомнил я.
– Этот уголь передавался из поколения в поколение, добрый человек! – уверил меня незнакомец. – Его наполняет целительная сила святого! Любые болезни…
Я и в самом деле был добрым человеком и при этом человеком предельно занятым. Поэтому не стал поднимать крик и выдвигать обвинение в мошенничестве, а просто приложил ловкача ладонью по лбу и скомандовал:
– Изыди!
Ошеломленный жулик уселся на задницу, тут же вскочил и опрометью бросился прочь. Уголек так и остался валяться на земле. Еще один хмырь с заполненным серой золой фиалом оценивающе глянул на меня и отправился на поиски более легкой добычи.
Я усмехнулся и начал подниматься по неровным ступеням, пропуская на площадках покидавших пещеру паломников. Лица их были преисполнены благодати, никто не спешил, все помогали друг другу. Жаль только, это не продлится долго. Святое место давало людям шанс измениться и стать лучше, но жизнь быстро расставляла все по своим местам.
Вырубленная в скале лесенка привела к пещере, там рядом с ящиком для пожертвований дежурили два крепких послушника из близлежащего монастыря. Я кинул в прорезь несколько мелких монет и прошел через распахнутую решетку к мрачному зеву подземелья, свод которого был покрыт густым слоем копоти. Местами серели свежие сколы, но, сколько ни забирай отсюда камня, святость никуда не денется.
Дитфрид был отшельником, жил в пещере и проповедовал окрестным крестьянам, пока его не отыскали солнцепоклонники. А быть может, на нехитрый скарб позарились лесные разбойники. Это не имело ровным счетом никакого значения: главное, что на святого снизошла божественная благодать, его тело стало чистым светом, а душа отправилась на небеса. Святость Дитфрида не оспаривалась даже во время пресловутого вселенского собора двести семнадцатого года. Кто бы другой преисполнился небесной благодати во время сожжения на костре?
И пусть мрачная пещера не шла ни в какое сравнение с Сияющими Чертогами, я сразу ощутил эманации святости; те изменяли незримую стихию и наполняли эфир целительной силой. Темная келья с низким потолком вдруг показалась прекраснейшим из дворцов, дорожную усталость как рукой сняло, хотелось просто стоять и дышать полной грудью, хотелось жить и…
Сознание прояснилось, и я попятился к выходу. Вышел под хмурое осеннее небо и рассмеялся. Мне было хорошо. Увы, счастье мимолетно и не длится вечно, я начал спускаться по каменным ступеням и почти сразу наткнулся на спешившего навстречу Хорхе.
– Магистр! – с трудом выдохнул он, отдуваясь. – Время!
Уже? А показалось, не пробыл внутри и пары минут!
Я покачал головой и последовал за слугой. Кучер уже подпрыгивал от нетерпения, но требовать доплаты не решился; при моем появлении он лишь с облегчением воздал хвалу небесам и резво заскочил на облучок.
От обиталища святого дорога шла под уклон, и карета покатила с пригорка, подпрыгивая и раскачиваясь на камнях; приходилось упираться в стенки растопыренными руками.
– В Кларне будем через час, – сказал я, заметив почтовый столб.
– Сразу пересядем на карету до Мархофа? – уточнил Хорхе. – Или задержимся в городе?
– Задержимся, – ответил я. – Прежде чем ехать в университет, надо побывать на аудиенции у его преосвященства.
– У-у-у! – протянул слуга. – Одним днем дело точно не ограничится! Помяните мое слово, магистр: придется обивать пороги канцелярии не менее седмицы.
Я рассмеялся и покачал головой:
– Вовсе нет, Хорхе. Именно епископ Вим обратился в комиссию с просьбой прислать магистра-расследующего со стороны.
– Дожили! – проворчал Кован. – Вселенская комиссия по этике на побегушках у церковников!
Предвзятость слуги по отношению к духовенству порой переходила все разумные пределы, и я обреченно вздохнул:
– Хорхе! Университет Святого Иоганна стоит на церковных землях и не платит за аренду ни пфеннига, а вся профессура теологического факультета живет за счет епископских пребенд. И не только она – его преосвященство выделяет средства и для остальных факультетов, пусть и не в таких размерах. Думаю, просьба этого в высшей степени достойного сеньора заслуживает малой толики нашего внимания!
– Все в этом мире продается и покупается, я знаю, – усмехнулся Кован, потер нос и спросил: – Какой толк епископу сорить золотом? От школяров одни проблемы.
Я рассмеялся:
– Причин две. Деньги и влияние, только и всего.
Теологический факультет Университета святого Иоганна считался одним из наиболее авторитетных во всех Западных землях империи; отучившиеся на нем школяры занимали церковные посты не только в этой, но и в соседних епархиях, а кто-то даже пробивался в столицу. Это касалось и юристов, да и всех остальных выпускников – тоже.
Что же до денег, то школярам приходилось раскошеливаться отнюдь не только на плату лекторам. Во время обучения они ели, пили, снимали квартиры, покупали письменные принадлежности и одежду. Надо ли говорить, что большинство окрестных трактиров принадлежало епархии, а продукты в них поставляли арендаторы церковных земель?
– Как я сам не догадался! – Голос Хорхе был преисполнен сарказма. – Так мы теперь будем действовать за спиной ректора?
– В этом университете не выбирают ректора. Епископ назначает канцлера. Он и декан факультета тайных искусств в курсе моего приезда.
Они и только они. Для всех остальных я был обычным лектором, получившим кафедру по протекции епископа Вима. И все бы ничего, но я и понятия не имел, какие причины побудили его преосвященство вызвать магистра-расследующего со стороны. В письме упоминалось о наведении порчи, а со столь банальным случаем вполне могли справиться и мои местные коллеги.
Оставалось лишь теряться в догадках, чем руководствовался канцлер Вселенской комиссии, отправляя меня в Мархоф. Вероятнее всего, им двигали политические соображения и банальное желание уважить епископа, но могли иметься в деле и некие подводные камни, о которых поставят в известность на месте.
Впрочем, не важно. В любом случае скоро все прояснится само собой.
– Не выбирают ректора? – удивился Хорхе. – А как же школярская присказка: кто платит, тот и заказывает музыку? С теологическим факультетом еще ясно, а как остальные такое терпят? Почему не уходят в другие города?
Я пожал плечами:
– Плата за обучение стараниями епископа не слишком высока, да и с признанием лицензий проблем не возникает. А ты же знаешь – без лицензии не то что лекари практиковать не могут, даже в аптеку подмастерьем не возьмут. Опять же связи решают многое. Кому-то в радость учиться на чужбине, а кому-то больше знаний интересны полезные знакомства.
– Все продается и покупается, – со вздохом повторил Кован.
– Воистину так, – подтвердил я без тени усмешки. – А что не продается, устроит по старой памяти однокашник. Как уже говорил: миром правят деньги и влияние.
В Кларне я оставил Хорхе на почтовой станции караулить сундук, а сам отправился в резиденцию его преосвященства. На осла или паланкин тратиться не стал, благо ведущая к центральной площади улица оказалась вымощена брусчаткой. Недавние дожди смыли солому и конские яблоки, не превратив при этом мостовую
