— Решил обратиться к книжной премудрости, значит. — Дорал разглядывал названия книг. — Нечисть шалит?
— Шалит, — подтвердил Оль, — но я в толк не возьму, какая это нечисть. Навроде мошковиков или еще каких мелких призорцев, только одичалая и злобится почем зря. Но призорцы ж не дичают, а?
Магистр поморщился, будто Оль сообщил ему давно ожидаемую плохую весть, и обернулся к женщине в капюшоне. Она пожала плечами и ногой придвинула к себе стул.
— Да вы садитесь, — опомнился гласник, — сюда двигайтесь, к столу. Вот у меня туточки компотик из яблоков, лепешки берите, вот слива сушеная. Дорал, чего ты?
Трое незнакомцев с удовольствием уселись, потянулись за кружками и за угощением, а Дорал мялся среди комнаты с таким видом, словно ему смертельно требовалось отлучиться.
— Видишь, Оль, какое дело…
— Можешь утихнуть, — сипло сказала вдруг женщина. — Я сама начну.
И сбросила свой капюшон.
Несколько вздохов было тихо. Гасталла и собака изучали друг друга, побледневший Оль — Дефару, все остальные — Оля.
— Ага, — в конце концов сказал гласник, тоже уселся за стол и налил себе компоту. — Затейное дело. Я думал, животные подмечают демонов и как-нибудь это проявляют. А Мавка вон валяется и ухом не ведет.
— Я не демон, я ночница, — сухо сказала Дефара, и Дорал подумал, что ей, наверное, приходится повторять эту фразу чаще любой другой.
— Ага, — повторил Оль, — это все меняет, ясен день.
И Дорал рассказал: про Школу и столицу, про демонов, порталы и Кристаллы, про соглядатаев и драконов. Кальен его дополнял, Дефара дремала, откинувшись на спинку стула, — бодрствовать в дневное время ей было трудно. Гасталлу болтовня утомляла, поэтому он пересел на пол и играл с Мавкой.
Оль усвоил новости на удивление быстро. Слухи про столицу уже докатились до Мошука, от ректора гласники в последнее время не ожидали ничего хорошего, а истории про кочевых демонов маг слышал от деда и всегда считал их правдивыми.
— Что тут скажешь, — Оль медленно покачивал кружку с компотом, — Билка наверняка за такое ухватится. Спасать весь мир скопом. Всех людей кучей. Ну да, ну да.
— Кислый ты что-то, — блеснул наблюдательностью Дорал.
— Кислый, — согласился Оль. — Не нравится мне это. Никто ж не знает, где тех драконов шукать и чем такой путь может обернуться. Да и эта, — гласник кивнул на Дефару, — откуда мы знаем, кто она по правде? Пришла чучела рогатая и молвит: я, значит, призорец азугайский, вынесенный в Идорис через портал, прошу меня любить и не жаловаться. А нам откуда ведомо, призорец она или нет? Может, демон! Или еще какая поганка из дриадских лесов!
— Я давно ее знаю! — перебил Кальен.
— А тебе я ровно так же не верю, — Оль спокойно посмотрел Кальену в глаза, — хотя верю Доралу. А он — тебе, а ты — чучеле рогатой. Ну и чего, никто из нас не ошибается, не хватает лишку? Ай, да все мы тут малость не в себе, а ты — самый свихнутый из всех. Связался с этой штукой, с ночницей! Она ж тоже почти демон, а ты с ней…
— Поверь, она ничуть не коварней обычной женщины. А капризничает уж точно меньше.
— А мне это нравится, — заявил Гасталла. Он пытался поймать Мавкины уши, а собака шутливо клацала зубами возле его пальцев, — очень даже нравится: это такой редкий случай, когда самый подозрительный в группе — не я.
Оль насупился.
— Ну я-то предубеждений против тебя не имею. А вот Билка взовьется так, что до Неплужа будет слышно, у нее с вашим братом паршивая история была, до жути паршивая. И ежели в городе прознают, что ты некромант — тут такое начнется! Люди-то злющие стали, я нынче только и делаю, что гадаю, когда ж их с цепи сорвет и чего они крушить бросятся.
— Почему это они злющие? — возмутился Гасталла. — Вам тут живется вполне пристойно! Очень даже пристойно вам живется, ежели сравнить с той жутью, что на западе творится!
— Вот оттуда-то к нам народ и побежал! — Оль откинулся на спинку стула. — А чего ему еще оставалось, когда земля родить перестала? Мы попервости людей-то принимали, привечали, одеялка им носили, кормили-лечили. И знаешь, чего?
— Чего?
— А того, что давно уже не хватает на всех одеялков, еды и лечения! Да еще и работы в городе не стало, потому как плетения теперь никто не покупает, а с плетений половина домов кормилась! Так теперя местные думают, что переезжие с собой притащили чего-то навроде проклятия и что нам из-за него тоже паршивеет. И на переезжих глядят не по-доброму. А те тоже нерадостные, и их я тоже понимаю. Всех понимаю, только сделать всем хорошо не могу! Да еще эта нечисть свихнутая, поле распахать не дает — где сеять позимые, в палисадниках? А не посеем — так тут и взаправдашний голод настанет. Еще с птичником этим не пойми чего делается, тьфу ты, думать тошно! Горожане выступают: дескать, нужно вырезать птицу, потому как кормить ее зимою шибко дорого станет. А Террий, наместник наш, и его жена — они костьми лягут, а не дадут всю птицу резать, они там над каждым цыпленком с весны выплясывали, еще летом решили, кого на зимовье оставят. А теперь выходит, что людям-то еды едва хватает, где там на кур зерно переводить. Эллорцы могли б подсобить, да это снова же тьфу, прям-таки трижды тьфу на этих эльфов!
—
