Магистр опустил глаза, признавая правоту некроманта и опасаясь, что облегчение на его лице проступило слишком явственно.
— И она тоже не могла. — Гасталла мотнул головой в сторону дома. После возвращения магов поселили в том же доме, недалеко от хаты Рогуши. — То есть она-то могла и сделала бы. Только потом бы удавилась в конюшне. Непременно удавилась бы, потому как ни к чему кроме магии не способна. А Шадек... Он так любит быть магом, что пока даже не понял, что это такое — быть магом. Ему еще многое предстоит совершить.
— Никогда бы не подумал, что он на такое решится, — Дорал покачал головой. — Самопожертвование и Шадек? Нет, я всегда был уверен, что он себя проявит не так, как другие маги, но это…
— Проявит, — Гасталла поморщился, — увидишь. А лишись он способностей — у него бы уже ничего и никогда не вышло. И у них бы тоже не вышло.
Оба снова посмотрели в сторону дома.
— Это верно. — Дорал поскреб подбородок. — А так выйдет, пожалуй.
— Выйдет, выйдет, — проворчал Гасталла. — И у тебя тоже выйдет. Твое дело теперь — Школу восстановить. И факультет некромантии открыть как собирался. И обо мне печься, чего уж. Молодняк-то обучать я смогу, тут можно и без магии обойтись, и даже опыты продолжать сумею. Но тут без магии обойтись не выйдет, так что Школа мне должна лабораторию обустроить и помощников отрядить, ясно? А если получится отрядить мне немых помощников — будет и вовсе волшебно.
Дорал посмотрел на кривую улыбку Гасталлы и рассмеялся — до того легко стало у него на сердце. Ворчливый некромант снял с души магистра тяжкий и тошный груз вины и беспомощности.
— Будет тебе и факультет, и лаборатория, и помощники, — щедро пообещал магистр. — Только тяжко тебе в Школе придется, знаешь? Там ведь кто, в Школе? Люди. А многие из них — еще и подлетки. Ты не представляешь, как они орут!
Лицо некроманта ненадолго омрачилось, но внутренняя борьба оказалась недолгой — Гасталла махнул рукой и решил:
— Да и демон с ними, с воплями. Зато какое разнообразие — повозиться с кем-нибудь, кроме лабораторных мертвяков. Как-нибудь оно да будет!
* * *В город потянулись птицы с письмами. Много. Одни письма были адресованы наместнику, другие гласнику, третьи — безвестно сгинувшему жрецу. Четвертые — Хону, и их отдавали стражнику-орку, который помалу брал на себя обязанности стражьего старшины.
В одних письмах были просьбы о помощи. В других спрашивали или давали советы. В третьих витиевато предлагали Террибару присоединиться с Мошуком к числу «объединенных наместничьей властью городов» и строить помалу свой обособный Ортай в большом и ничейном Ортае.
Бывшие столичные гласники, осевшие в Кали, прислали письмо Олю с весточкой для магистра Дорала и подтвердили давние слухи о резне в Тамбо — город в самом деле погиб, и никто толком не знал, что с ним произошло после. Зато было доподлинно известно, что через два дня после пожара в Школе Западное море выбросило на берег тело старика-ректора. Про грифона, на котором он летел, не было известно ничего.
Тревожные слухи шли с севера — из приграничных городов писали, что в Гижуке творится неладное и что нужно готовиться к новой войне. Пришла и новость с юга, из Меравии, — оттуда сообщали, что государь ортайский собирается вернуться в свой край во главе большого войска и что следует готовиться к «новым отношениям» с тем же Гижуком.
— Все ж зря эти трое не ушли в свой Азугай, — сказал Оль Умме.
Они пекли репу на костре возле дома магички. Гласник с наместником собирались наутро выдвинуться в Мошук. Оставаться в городе подолгу они пока избегали: слишком грязно там нынче, слишком свежа кровь на снегу и воспоминания о недавних событиях. Но добровольчие уборные отряды и постепенно набирающие силу призорцы обещали все выправить очень скоро.
Всего-то и оставалось — не дать возвращенному городу погибнуть до следующего урожая. Вытеснить из памяти мертвые руки эльфиек с кровавыми бороздами от сорванных браслетов. Отвыкнуть все время оглядываться, ища глазами маленькую белую собаку с потешными ушками.
Кальен остался в Мошуке и всерьез взялся за лекарню. Городской травник ему помогал как мог, да и Тахар много времени проводил за приготовлением зелий. Только сам в город не ехал, передавал лекарства через Оля.
Гласник обернулся к костру у соседнего дома, где возились Тахар, Алера и Элай. Они явно были довольны жизнью и, кажется, никуда не собирались — ни завтра, ни в будущем. Странное дело, подумал Оль: ведь Алера не любит Эллор. Или теперь примирилась с ним по необходимости, потому как порталы закрылись? И потому что все остальное вокруг — еще хуже? Или потому что у нее появилась новая цацка с длинными ушами? Но ведь придется им рано или поздно высунуть нос из Эллора!
— Зря они не ушли, — повторил гласник. — Туго им тут придется.
— Может быть, — Умма покраснела. — Но пока никто не жалеет, что так вышло.
Два дня после того, как отбили Мошук, Алера с непреходящим воодушевлением висела на шее то у Тахара, то у Элая, и с непонятным удовольствием наблюдала, как от этой ее непосредственности перекашивает и Элая, и Умму. Элай считал, что горячие поцелуи должны доставаться только ему, а Умма считала, что неплохо бы Алере находиться в тысяче переходов от Тахара. Сам Тахар принимал непривычные нежничанья с незамутненным невинным восторгом.
— Попьет с тебя кровушки эта их неразлей-такая-дружба, — крякнул Оль и на всякий случай уточнил: — Это я тебя всерьез упреждаю, по-прорицательски.
— А и пусть пьет, — весело ответила Умма и обняла друга за плечи. — Лучше ведь так, чем никак!
* * *Шадек в россыпи брызг вбежал в озерную воду, нырнул. Поплыл, рассекая сильными гребками теплый поток.
У него было страшное ощущение,
