Пару лет назад Ингрей приезжала сюда на фотосессию. В то время Нетано среди прочих решений протолкнула резолюцию о восстановлении туристических маршрутов в заповеднике, поэтому их семью пригласили сюда на открытие. Чистенькие, опрятные, они улыбались на фоне главной достопримечательности заповедника — горы из стеклянных валунов, красных, синих, желтых и зеленых, самой невероятной формы, некоторые больше десяти метров в длину. Один склон, спускавшийся к реке, состоял из валунов, пластин и скрученных арок цветного стекла. На остальной части холма росла трава, а на самой вершине — пучковые деревья.
В честь открытия изготовили специальный общественный раритет из гладкого куска базальта, лежащего в подножии холма прямо у тропы, на нем стояла дата принятия резолюции.
Омытое вчерашним дождем небо было голубым и безоблачным, день выдался ярким и теплым. Весна почти закончилась, и пучковые деревья уже отцвели, хотя серые шелковистые пучки все еще валялись в траве.
Ингрей никогда не интересовалась стеклянными руинами так, как омкемцы. Но именно это стекло на холме считалось самой известной достопримечательностью Арсамола, откуда она была родом. Поэтому мысль о том, что какие–то мехи станут выкапывать его…
— Вы же не собираетесь его разрушать? Этот холм? — спросила она у чужестранки. Женщину звали Зат, всю дорогу, пока они ехали сюда в машине, и потом, когда шли по тропинкам заповедника, она пребывала в приподнятом настроении.
— Нет, конечно! — ответила Зат.
Ее спутник шел рядом, на полшага позади. Ингрей спросила, как его зовут, и он представился Хевомом. Зат никогда не звала его по имени и не обращалась к нему напрямую.
— Как бы я хотела раскопать его! Получить подтверждение своим гипотезам либо опровергнуть их. Да, такая вероятность тоже существует. Возможно, то, что я обнаружу здесь, поможет убедить других, и они поддержат исследования холма. Но сейчас он вне пределов досягаемости. Хотя даже по фотографиям можно прийти к определенным заключениям. Может быть, я и без раскопок смогу многое узнать.
— А вы его еще не фотографировали? — спросило стоявшее рядом Гарал, одетое в бело–зеленую рубашку и короткие, не доходящие до лодыжек брюки, висевшие мешком. Обуви, которая бы ему подошла, Ингрей найти не удалось, и оно шло босиком. Гарал сказало, что это неважно, не жаловалось и как будто совсем не испытывало неудобства во время утренней прогулки. На плече оно несло свою черную сумку, хотя Ингрей даже представить себе не могла, зачем она ему.
— Простите меня, светлость, — продолжило Гарал по–йиирски. Все утро они общались именно на этом языке. — Я мало знаю о подобных исследованиях, но, насколько понимаю, обычно их начинают с осмотра или фотографирования. Чтобы найти указания, что находится в недрах и в каком количестве.
Зат просияла, радуясь его интересу.
— Да, вы правы. Именно так и надо начинать, с осмотра. С фотографирования и… как это… с прогулки. Обычно я запускаю на разведку несколько мехов, а затем просматриваю сделанные ими записи. Но вы же понимаете, что Ассамблеям не понравится, если чужие мехи займутся аэрофотосъемкой вашей планеты или станут прочесывать заповедник. И толпы чужих студентов, прилетевших полюбоваться красотами, им тоже не понравятся. Будем полагаться на то, что удастся увидеть нам с малышом Уто. — Она показала на ярко–розового квадратного меха, шагающего рядом на гибких тонких ногах. — Надеюсь, со временем я доберусь до материалов ваших ученых, хотя рассчитывать на это нельзя, так что придется планировать без их учета. Получив разрешение, мы наймем людей для разведки и раскопок здесь, на Хвай. А пока есть только мы. — Не обращая внимания на Хевома, она взглянула на розового малыша Уто.
— Вы и впрямь думаете, что здесь когда–то был город? — спросила Ингрей. Вчера вечером за ужином Зат объяснила им, что ищет и почему надеется провести раскопки. — Считаете, это руины жилых домов?
— Здесь много чего. — Женщина кивнула в сторону склона, усыпанного огромными стеклянными блоками. — Доказать этого я пока не могу, но думаю, что холмы были созданы намеренно. Храмы, дворцы, сокровищницы. Только представьте, что может веками скрываться в них.
— А разве не странно, что когда–то тут был город, а сейчас его нет? — возразило Гарал. — Разве обычно города не строят на старых развалинах или где–то поблизости?
— Скорее всего, это нечеловеческие города, — вклинилась Ингрей. — Стеклянные руины находили с тех самых пор, когда первые люди обнаружили планету.
— Неужели? — сказала Зат. — Вряд ли. Люди могли прилететь сюда раньше, чем мы думаем. Я в этом почти уверена.
— Вряд ли намного раньше, — выпалила Ингрей и тут же сообразила, что стоило промолчать. Зат все–таки гостья Нетано, которая может принести ей финансовую выгоду. — То есть я хотела сказать, мы же понимаем, сколько времени им бы на это понадобилось.
Очень–очень много времени, потому что тогда еще не строили межсистемных шлюзов.
— Да и атмосфера на планете, когда первые люди здесь высадились, не была приспособлена для дыхания.
Кажется, ее наставник говорил, что до начала терраформирования атмосфера была слишком тонкой и состояла в основном из двуокиси углерода и серы.
— Так говорят официальные историки, — возразила Зат. — А что, если они ошибаются? Что, если место, которое историки считают колыбелью человечества, таковым не является? Или если люди покинули родной мир намного раньше, чем считает официальная наука?
Ингрей не уделяла особого внимания урокам по древней истории.
— Полагаю, это бы многое изменило, — согласилась она. — Но… при всем моем уважении, светлость, зачем вам столько проблем? Я, конечно, понимаю, что хочется знать, как оно было, и понимаю, что вы идете на определенные лишения, чтобы узнать. Но зачем прилагать столько усилий ради ответа на один–единственный вопрос?
Зат все еще улыбалась.
— Большинство хвайцев думают так же. Даже твою достопочтенную мать, по–моему, заботят лишь пожертвования в фонд выборов. При всем моем уважении, светлость, но я тоже этого не понимаю. Вы живете посреди такого великолепия. — Она показала руками на заповедник и стеклянные руины. — И совсем им не интересуетесь! Только
