Комната Ингрей, далеко не самая большая в доме, имела собственную ванную, невероятно роскошную по сравнению с санузлом на корабле капитана Уйсина, а еще здесь находилось окно, выходившее в дождливый сад. Гарал сидело на скамье у инкрустированного перламутром туалетного столика, одетое в лунги Ингрей. Ему пришлось дважды обернуть ткань вокруг бедер, кроме того, лунги было на несколько дюймов короче, чем требовала мода. Гарал пило шербет, разглядывая раритеты, висевшие на стене над столиком. Ингрей вдруг стало стыдно. В ее коллекции содержались лишь приглашения на вечеринки, которые не имели никакого значения для других, только для нее. Например, на ужин по случаю ее совершеннолетия. А еще несколько дешевых сувениров из тех мест, где она побывала, кричаще розовые или оранжевые куски стекла, пластика или дерева с названиями мест и датами; пара листьев и цветков, залитых прозрачной смолой; маленькая гирлянда, сделанная из дюжины сложенных и скрепленных между собой кусочков бумаги — подарок от подруги, которую она почти не помнила и не видела с тех пор, как стала жить у Нетано Аскольд. Гарал — эксперт, понимающий толк в раритетах. О чем оно думает, глядя на все это?
Да какая разница! Ингрей никогда не увлекалась коллекционированием, в отличие от Данака. Она села на развернутый матрас, суша полотенцем концы волос, и напомнила себе, что есть более веские причины для волнения.
— Ты думаешь, — сказала она, положив полотенце на колени, — о том же, о чем и я?
Гарал оторвалось от разглядывания сувениров.
— А ты думаешь о том, какую взятку эти двое дали Нетано Аскольд, чтобы она помогла им получить разрешение на раскопки в заповеднике Эсвай?
Ингрей удивленно моргнула.
— Не совсем.
Она представляла себе, сколько это могло им стоить. По крайней мере, она точно знала, сколько Нетано потратит на прием гостей и на то, чтобы заставить омкемцев поверить, что она поможет им получить разрешение. Огромная куча денег. И вишенкой на торте она, вероятно, потребует долю от будущих продаж стеклянных глыб, которые они (или любой другой) захотят вывезти. Ингрей снова принялась вытирать волосы и сказала:
— Но ты право, взятка должна быть огромной. А вообще–то в последние пять–шесть лет Федерация Омкем уговаривает Ассамблеи Хвай позволить им провести свой военный флот через наш шлюз в Бейт.
— Потому что шлюз Омкем — Бейт разрушен, а это был самый удобный путь в Тир.
— Да. Они хотят восстановить шлюз, но это возможно лишь в том случае, если они будут контролировать оба выхода — и в Омкеме, и в Бейте. У Федерации есть корабли, которые открывают собственные шлюзы, но, видимо, их не так много, чтобы вернуть Бейт. — Она положила полотенце на колени. — Омкем недоволен тем, что приходится пользоваться шлюзом Хвай, чтобы попасть в Тир.
— Кому такое понравится, — ответило Гарал. — И если бы я правил Тиром, то был бы очень рад тому, что шлюз Омкем — Бейт не работает. Может, Федерация Омкем уже и не такая огромная, как раньше, но они никогда не довольствовались просто возможностью перелетов. Они всегда хотели владеть шлюзами.
Или хотя бы управлять ими. У Омкема, в отличие от Бейта (или же как в данном случае — Хвая) не было общих шлюзов с Тиром. Если Федерация захочет получить доступ к Тиру, имеющему десятки шлюзов, без всяких ограничений, то им каким–то образом придется восстановить шлюз в Бейте.
— Думаю, мама на то и рассчитывает, принимая от них такой подарок.
Несомненно, сам факт передачи такой огромной суммы денег выглядит так, словно Федерация хочет заручиться политической поддержкой Нетано, независимо от того, что говорят на словах. Ингрей прожила в доме Нетано слишком долго, чтобы поверить, будто это лишь знак дружеского расположения.
— Все это довольно странно, — согласилось Гарал. — Но разве дело не идет к выборам? Она могла бы использовать деньги для выборов на пост пролокутора и победить. Или проиграть, если омкемцы потребуют слишком много услуг взамен, и тогда она сможет публично отречься от их захватнических амбиций и открытой попытки повлиять на внутренние дела Хвай. Мой… — Оно вдруг осеклось, а потом продолжило: — Вряд ли в этой системе есть хоть один политик, который не брал взяток от Федерации в той или иной форме. Возможно, Нетано рассчитывает именно на это или же думает, что попытка получить пост пролокутора того стоит.
Немного поразмыслив, Ингрей ответила:
— Но разве Федерация не понимает, что если она войдет в число четырех пролокуторов, то не сможет сделать то, что они хотят, и при этом сохранить свой пост? Ей придется отречься от них, если они потребуют от нее чего–то существенного. Так что, возможно, эти люди прибыли сюда совсем не для того.
Только если Ингрей и права, эта сумма денег все равно вызовет подозрения у политических противников Нетано, которые смогут интерпретировать этот факт в свою пользу.
Гарал не успело ответить, открылась входная дверь, там стоял Данак с подносом в руке.
— Слуга собирался принести вам хлеба с сыром, чтобы вы не умерли от голода до ужина, а я сказал, что сделаю это сам, — неискренне улыбнулся он и поставил поднос на столик.
— Как мило, — ответила Ингрей столь же неискренне.
Данак уселся на пол, привалившись к столу, чтобы лишний раз продемонстрировать свой рост и широкие плечи. Знал, что он любимец Нетано, и, что он гораздо симпатичнее Ингрей, тоже знал. Улыбаясь, Данак заявил:
— Я бы спросил, сколько ты мне заплатишь, чтобы я не рассказывал Нетано о том, что ты сделала, но похоже, ты совсем на мели.
Старая знакомая игра. Ингрей улыбнулась еще шире.
— Даже не подозревала, что я сделала нечто такое, о чем маме вообще хотелось бы узнать, — сладенько пропела она. — А если и так, то ты все равно рассказал бы ей об этом независимо от того, сколько я бы тебе заплатила.
— Ну, во–первых, ты соврала, что получила новость о
