– Эта шайка людей в округе убивает который год.
– Да знаю я… руки у меня не доходят, вот как снег сойдет, возьмусь за них.
Ага, а до вина руки доходят, и до девок, даже Данилу зацепила барышня, что вино им приносила.
– А с Деяном как быть?
– Если твой батька захочет, он может в любой момент его на поединок вызвать. Только его в городе сейчас нет, насколько я знаю, – беззаботно сказал посадник и отпил еще вина.
Данила красноречиво посмотрел на Воислава: «И кто был прав?»
– И все-таки с Шишкоедом надо что-то делать. Добра они награбили немало, ты думаешь, это понравится городским? – твердо сказал Воислав.
– Ну сейчас что ты от меня хочешь? Дать тебе лаек, чтобы в лесу побегать, я могу.
В дверь постучали.
– Батька, – обратился гридень к посаднику, – тут к тебе Гаврош, боярский сын.
– Занят я.
– Он говорит, как раз по твоему делу он и пришел. Еще говорит, ему Воислав с обережниками нужен.
– Вот оно что?! Тогда зови.
Данила не успел удивиться, как в комнату вошел Гаврош, в небедной одежде, рука у него висела на перевязи. Он еле заметно кивнул обережникам, встал перед посадником.
– Ну говори, с чем пришел? – сказал тот.
– С бедой, батька. Сварожьи дети и мой дядька Деян заговор замыслили. Они хотят убить Воислава, а потом Вече собрать, чтобы старшина в городе только из сваргов был. Для этого они и татей Шишкоеда наняли, кузнеца Вакулу в полон взять.
– Что я говорил! – воскликнул Молодцов.
– Не шуми, – очень тихо сказал Воислав, и Данила сразу притворился тенью. – Где они сейчас, гридень, ты знаешь?
– Где-то на сварожьем капище, на полдень за туровой рощей.
– Не так далеко от Копытной горы, – потерев подбородок, сказал Воислав. – Показать сможешь?
– Нет, они сами уехали, меня оставили из-за руки. – Гаврош все время говорил тихо, почти бубнил себе под нос, на присутствующих в комнате старался не смотреть, будто натворил что-то постыдное.
– Погоди, Воислав, – остановил посадник, – то, что ты сейчас говоришь, ты на суде подтвердишь?
Гаврош помолчал немного, а потом отрицательно мотнул головой. Даниле пришлось рот руками закрыть, чтобы не сказать все, что он думает об этом… парне.
– А зачем ты тогда сюда пришел? – озвучил его мысли Воислав.
– Потому что дядька мой поступает не по Правде, и я его хочу уберечь от этого.
– А людей мирных убивать и в полон угонять – это по Правде?
– Пока еще никого не убили, и дядя мой не хотел этого. Его и жреца ведьма на все подбила.
– Какая ведьма?
– Не знаю, как ее зовут, в городе ее кличут «одноглазой», она вон и к посаднику заходила, должен он ее знать. Ведьме зачем-то твой человек нужен, вот он. – Гаврош показал на Данилу.
– Ничего себе, – сказал Молодцов.
– Думаешь, ты с той ведьмой встречался? – спросил батька.
– И не раз, только у нее вроде на месте оба глаза были.
– Гаврош, а как же она меня убить хочет?
– Не знаю, что-то задумала она хитрое, я не слышал.
– Что ж, от ведуньи любой пакости можно ожидать. Что теперь скажешь, княжий человек, беда стучится в ворота.
Посадник молчал, по виду ему ничего не хотелось делать, но надо, а ну как до бунта дело дойдет, тогда и теплое место уйдет из-под ног, а то и голова. Владимир беспорядка на своей земле не любит.
– Слушай, – прервал его думы батька обережников, – чего тебе самому голову ломать. Дай мне пяток людей, которые сами вызовутся. Я возьму то капище и всех жрецов и боярина тебе притащу. Добычу, что возьмем, по чести поделим.
– Так как же ты его найдешь и возьмешь?
– Вот он поможет, – Воислав указал на Молодцова.
Обережник покивал, хотя и сам не знал, как может пригодиться батьке.
* * *Копытная гора не зря так называлась. Высокий крутой холм, а на вершине расщелина, настоящий овраг, так что издалека холм и впрямь походит на копыто тура или кабана. Данила не без труда забрался на самую вершину, солнце приближалось к полудню и припекало. С веток капало, но прогалины земли, окаймляющие деревья, еще не появились.
Данила поразмышлял, достал из рюкзака еду, сам рюкзак бросил в снег, сел на него и прислонился к сосне. Пережевывая лепешку с мясом, он ждал.
Они выскочили внезапно, как двое из ларца, и были в самом деле похожие, как братья. Рябые, конопатые блондины, ростом на голову выше Молодцова, и одежда у них была точь-в-точь одинаковая. Разве слитно в голос не говорили, за их спинами мялся еще один персонаж, высоченный, в накинутом капюшоне. Правый блондин открыл рот:
– Ты кто, обережник, что ли?
– А что, не видно?
– Ты не юли, отвечай, коли спросили.
– Ну я.
– Пошли с нами.
– Еще чего, где Вакула?
– Кузнец тебе нужен? Да вот…
И амбал за их спинами откинул капюшон, это был Вакула. Тут Данила по-настоящему удивился.
– Вот видишь, цел стоит.
– Вакула, это ты? – спросил Молодцов.
– Я, – бесцветным голосом ответил кузнец.
– Пусть он подойдет ко мне, я хочу посмотреть, все ли с ним в порядке.
– Можно, – ответил все тот же разбойник. – Подойди, кузнец.
Вакула на вид и впрямь выглядел целым, не раненым и не побитым.
– Ну что теперь, идем, что ли? Догадался хоть выкуп взять?
– Догадался, пошли.
– Нет, так не годится. Меч оставь.
– Как же я тебе его в лесу оставлю. Думай, что говоришь!
– Мне отдай.
– Еще чего.
– Тогда давай я тебе свое копье, а ты мне меч.
Поломавшись, Данила сказал:
– Ну хорошо, только без обмана. Поклянись Волохом, что вы мне вреда не сделаете.
– Клянемся Волохом, – хором ответили братцы.
– Тогда хорошо.
Данила отстегнул ножны, протянул их и перехватил копье.
– Дурень, – тихо сказал второй блондин, сунув в рот свистульку и дунув в нее.
В ту же секунду пудовый кулак кузнеца обрушился на затылок Данилы. Шлем защитил от большей силы удара, но Данила все равно поплыл. Отдавший копье разбойник добавил еще кулаком под дых, и обережник отправился в нокаут. – Мы Сварогу служим, а не Волоху, – счел нужным добавить он.
Данила услышал голос уже лежа на снегу, сквозь набат в голове. Его быстро обшмонали, забрали все ценное, потом связали руки и ноги и примотали их к палке, так и понесли, прямо как добычу. Хорошо, что Молодцов оставался в сознании и мог хоть как-то хвататься за деревяху, иначе бы конечности затекли вконец.
Тащили его долго, успело стемнеть, когда Данила услышал скрип открывающихся ворот. Его занесли и бросили на утоптанную площадку, освещенную факелами и загаженную свежими костями, как после пиршества.
– Хвоста не привезли? – спросил мерзкий гнусавый голос.
– Что ты, батька, три раза петли закладывали, ни одна собака
