Увидев, кто на него двигается, командир «Севастополя» лишь коротко перекрестился. То, что шансов у него нет, было понятно сразу, но капитан второго ранга Кроун был не из тех, у кого опускаются руки, и русский броненосец, подняв боевые флаги на стеньгах, отважно двинулся в свой возможно последний бой. Адмирал Того, увидев, как одинокий русский корабль идет прямо на его отряд, приказал открыть огонь. Могучие японские орудия обрушили на своего противника сотни килограмм стали и взрывчатки, но «Севастополь» шел среди огромных всплесков как заговоренный. Ответного огня не открывал, пока не приблизился к противнику до сорока пяти кабельтовых. Примерно в это время случилось и первое попадание фугасным снарядом в боевой марс русского броненосца. Малокалиберные пушки были давно сняты, а их место занял дальномер. Увы, все, что успели обслуживающие его моряки, это передать в последний раз дистанцию старшему артиллеристу. Взрыв, снесший фок-мачту, буквально испепелил их, оставив «Севастополь» без дальномерной станции. Однако его башенные орудия были уже заряжены и наведены на цель. Получив приказ, наводчики, затаив дыхание, нажали на педали пуска, и тяжелые снаряды полетели во врага. Впрочем, цели достиг только один из них, угодивший прямо в середину плиты верхнего пояса и не взорвавшийся. Тем не менее удар был такой силы, что закаленная броня не выдержала, и в ней образовалась довольно большая пробоина. Но море было тихим, ватерлиния далеко, и боеспособность «Микасы» никак не пострадала. В ответ японцы просто завалили русский броненосец снарядами. Попадания стали происходить одно за другим. Вслед за сбитой мачтой, за борт отправилась еще и труба, и скорость, и без того невеликая, еще упала. На шкафуте вспыхнул пожар, носовая шестидюймовая башня замолчала, однако остальные орудия его продолжали ожесточенно отстреливаться.
Прошло, наверное, не более получаса, когда русский броненосец оказался совершенно разбит. Мачты и трубы его были сбиты, артиллерия приведена к почти полному молчанию, и лишь одна казематная шестидюймовка упрямо продолжала вести огонь. Казалось, еще немного, и японцы уничтожат корабль, но неожиданно их огонь утих, и вражеские корабли один за другим стали разворачиваться и уходить в сторону протраленного прохода. Кроун, не веря своим глазам, вышел из боевой рубки, и его глазам предстала картина ужасного разгрома. Казалось, не было ни единой железной детали, которую не покорежило бы попаданием снаряда или осколка. Все что могло сгореть – горело, все, что могло быть разбитым – было разбито. Но по какой-то неведомой причине противник уходил, не добив их. Впрочем, бой был еще не окончен. Того, уведя свои броненосцы, не забыл отдать приказ миноносцам атаковать поврежденный русский корабль, и те дружно бросились на показавшуюся им легкой добычу. Но тут выяснилось, что «Севастополь» все-таки не один. Наперерез вражеским дестроерам выскочили русские миноносцы, а из Дальнего на помощь спешили «Россия» и «Диана». Японская атака была отбита, и к почти потерявшему надежду на спасение броненосцу подошли буксиры, начавшие заливать огонь на нем водой. Но отчего же Того решил отойти?
Все, о чем мечтал Алеша, осуществилось. Он стоял на мостике своего броненосца, право командовать которым заслужил в бою. Пусть впереди сражение, может быть, гораздо более тяжелое и кровавое, чем все предыдущие, но это и была та жизнь, которую он всегда хотел. Все, что в его недолгой жизни не сложилось, он оставлял на берегу. Высокопоставленную родню и дворцовый этикет, разбитое сердце и несостоявшуюся любовь. Штабные дрязги и мелочные интриги… к черту! Есть только море и противник впереди. Делай что должно, и будь что будет!
– Как настроение, Алексей Михайлович? – окликнул его стоящий рядом Иессен.
– Превосходно, Карл Петрович.
– Ну-ну, как скажете.
Выход дался русской эскадре не просто. Вынужденная стоянка плохо отразилась на боевом духе русских моряков. Ослабло рвение к службе, участились случаи нарушения дисциплины, причем не только со стороны матросов, но и офицеров. Полученный приказ «разводить пары и быть готовыми к выходу», казалось, никто поначалу не воспринял всерьез. Лишь на «Ослябе» и других кораблях первого броненосного отряда сразу же задымили трубы. На запрос о готовности к выходу, с «Цесаревича» и «Ретвизана» ответили нечто невразумительное, и обычно спокойный адмирал немедленно приказал сообщить им о своем неудовольствии. Начальника второго броненосного отряда адмирала Ухтомского это так удивило, что он лично прибыл на катере получить разъяснения. Неизвестно, что ему ответил Иессен, но князь выскочил из его салона как ошпаренный. А «Новик» и «Боярин» тем временем уже выходили в море. Несмотря на то что проход считался закупоренным, тральные работы продолжались с прежней интенсивностью. Впрочем, японцы с той же энергией выставляли мины обратно. Так что во избежание подрывов впереди русских кораблей шли землечерпалки и грузовые шаланды с тралами. Выход броненосцев прошел без эксцессов, а вот с крейсерами случилась беда. На только что вышедшем из ремонта «Громобое» случилась неполадка в машине, и он был вынужден застопорить ход. Идущий следом «Богатырь» едва не протаранил ему корму, но Стеманн, оттолкнувший растерявшегося рулевого, успел в последний момент переложить штурвал, и крейсер вывалился из строя. Увы, из-за этого он покинул безопасное место и налетел на сорванную с якоря мину. Последовавший за этим взрыв поведал эскадре, что перед решительным боем она осталась без одного из лучших крейсеров. К счастью, несмотря на полученные им повреждения, «Богатырь» не погиб. Дав задний ход, его командир
