– Пока «Ангара» мне нужна здесь, – сухо заметил Макаров. – Хотя кое в чем вы правы. Пожалуй, вы гораздо более подходите к штабной службе, чем я думал до сих пор. Готовьтесь сдать крейсер.
– Есть!
* * *После начала войны занятия в гимназии стали нерегулярны, а затем и вовсе прекратились. Большинство учеников были отправлены родителями в Россию к родственникам, и так случилось, что Сережа Егоров остался совершенно без приятелей. Сидеть дома было невыносимо скучно, и мальчик частенько под каким-нибудь благовидным предлогом старался из него улизнуть. Разумеется, впоследствии это грозило неминуемым наказанием, но в Порт-Артуре было столько всего интересного! К примеру, сегодня над Ляотешанем был поднят настоящий воздушный шар. К тому же японские броненосцы снова подвергли гавань обстрелу из своих дальнобойных пушек. Они уже неоднократно так делали, совершенно безнаказанно кидая тяжелые снаряды, которые все почему-то называли чемоданами, и старались попасть по русским кораблям. Однако сегодня их ждал сюрприз: как только они начали обстрел, им немедленно ответила русская эскадра. Огонь вели «Победа», «Полтава», «Севастополь» и, из одной башни, «Ретвизан». Сережа очень досадовал, что у него нет бинокля, но был уверен, что коварный враг получил немало попаданий. Пока же мальчик пытался пробраться поближе к воздушному шару, чтобы рассмотреть его в подробностях, но, к своему удивлению, наткнулся на оцепление из солдат, бдительно охранявших летающее чудо.
– Шли бы вы отсюда, барчук, – нелюбезно посоветовал ему унтер, когда Сережа вздумал попросить его пропустить.
Делать было нечего, и гимназист с печальным видом поплелся домой.
– Не пыли, стрюцкий[53], не видишь, флот идет! – вывел его из апатии звонкий голос, принадлежащий пареньку, бегущему по дороге к воздушному шару.
На вид он был лишь немногим старше Сережи и, несмотря на это, одет в матросскую форму.
– Куда ты, пострел? – остановил его унтер.
Гимназист уже предвкушал, что странного мальчишку погонят прочь, так же, как и его, но к большому удивлению, тот вытянулся и четко отрапортовал:
– Так что, срочное донесение для его императорского высочества!
– Какое еще донесение?
– Велено отдать лично в руки!
– Ну, пойдем.
Увиденное так заинтриговало Сережу, что он решил остаться еще ненадолго и посмотреть, чем закончится дело. Предчувствия его не обманули, вскоре мальчик услышал непонятное тарахтение, и на дороге появился самый настоящий автомобиль! Самобеглой коляской управлял внушительного вида мужчина в кожаной куртке, с лицом, закрытым защитными очками, рядом сидел морской офицер, но самое главное, позади пристроился тот несносный мальчишка, назвавший его «стрюцким»! Но что хуже всего, когда автомобиль пронесся мимо Сережи, тот нагло усмехнулся и показал ему язык. Эта последняя выходка совершенно уничтожила нашего гимназиста, и он с печальным видом поплелся домой.
– Где ты был, Сережа?! – встретила его мать.
Обычно он придумывал какую-нибудь замысловатую историю, призванную если не оправдать его отсутствие, то хотя бы озадачить Капитолину Сергеевну. Но сегодня что-то сочинять не было ни малейшего желания, и потому он просто ответил:
– На Ляотешане.
– Что? – задохнулась от возмущения мадам Егорова. – И ты так спокойно об этом говоришь! Несносный мальчишка, ты, верно, хочешь свести свою мать в могилу!
– Капа, что ты так кричишь? – спросила входящая в квартиру сестра. – Тебя слышно даже на улице.
– Да как же мне не кричать? Ты только послушай… постой, Мила, а что на тебе за наряд?
Действительно, на Людмиле Сергеевне было надето простое коричневое платье с белым передником и нарукавниками, а на голове красовалась косынка с красным крестом.
– Нашу школу закрыли, – спокойно ответила она, – теперь там будет госпиталь, и я подала прошение, чтобы меня приняли сестрой милосердия.
– Как это сестрой милосердия? Почему…
– Капа, я все решила, и не смей меня отговаривать! Идет война, и я не могу и не хочу оставаться в стороне.
– Правильно, Мила! – закричал Сережа. – Я тоже хочу пойти служить. Я подам прошение, чтобы меня приняли на флот!
– И этот туда же, – потрясенно прошептала мадам Егорова, – вы что, сговорились и все хотите моей смерти? Вы хотите оставить меня совсем одну?
– Ну что ты, Капочка, – кинулась к ней сестра, – я вовсе не покидаю вас. Я буду часто-часто вас навещать, обещаю! К тому же ты совсем не одна, у тебя есть Ефим Иванович, Сережа…
– Который тоже собрался служить!
– Ну о чем ты говоришь, он же еще ребенок. Разумеется, его не могут взять ни на какую службу.
– А вот и могут! Я сам сегодня видел мальчика, одетого в морскую форму, и он был на службе.
– Сережа, пожалуйста, не выдумывай и не расстраивай маму.
– Но я видел!
Неизвестно, сколько бы они так препирались, но тут снова открылась дверь, и на пороге показался глава семьи. Ефим Иванович выглядел немного смущенным, и было отчего. Вместо привычной чиновничьей формы на нем мешковато висела офицерская шинель, а голову покрывала лохматая маньчжурская папаха с крестом[54]. Болтающаяся на боку шашка отнюдь не придавала коллежскому асессору воинственности, скорее наоборот.
– Видишь ли, дорогая, – промямлил он, несмело глядя на супругу, – меня некоторым образом призвали на службу.
– Папочка, – восторженно воскликнул Сережа, – так ты теперь офицер?
– Ну, не совсем… волонтер Квантунской дружины.
– Держите меня, – прошептала мадам Егорова и упала в обморок.
* * *Жизнь Алеши очередной раз переменилась. На другой день он сдал «Боярина» новому командиру, капитану второго ранга светлейшему князю Ливену. Офицеры в последний раз пригласили его как командира в кают-компанию. По обычаю налили, чокнулись…
– Благодарю за службу, господа офицеры, – немного дрогнувшим голосом проговорил великий князь. – Что же, каждому свое, вам воевать, а мне – перекладывать бумажки. Не поминайте лихом!
– Для нас было честью служить под вашим командованием, – громко заявил державшийся до поры в стороне Никитин.
– А для меня – командовать вами, господа.
Прощальное построение команды, традиционный поцелуй с боцманом…
– Спасибо за службу, братцы! Дай вам бог воинской удачи да моряцкого счастья.
– Рады стараться! Покорнейше благодарим!
Уже когда пора было садиться в катер, к Алеше подошел Семенов и сказал на прощание:
– А всё же в первый бой нас повели вы, Алексей Михайлович. Да какой бой!
– Дело и впрямь получилось жаркое, – скупо улыбнулся тот, – надеюсь, вас всех достойно наградят.
– Жаль, что уходите, вот ей-богу, еще немножечко покомандовали бы, так был бы у «Боярина» георгиевский флаг![55]
Впрочем, насчет бумаг великий князь погорячился. Конечно, канцелярской работы хватало, но хватало также и живого дела. Первым поручением Алексею Михайловичу было устройство береговых батарей на мысе Ляотешань. Собственно, оно уже началось, готовились позиции для 28-сантиметровых пушек, и плюсом к тому планировалось установить два шестидюймовых орудия, снятых с «Ретвизана».
