– Э? – не поняла я.
– На грань случайно встал, вот ему ногу ледяными шипами и проткнуло.
Я все еще ничего не понимала.
– В горах, по линии рудных залежей, всегда неспокойный магический фон. И на каждое случайное магическое вмешательство со стороны он реагирует весьма однозначно. – Ная с кровожадным выражением лица медленно провела ребром ладони по горлу. – Арису только ногу насквозь прошило. Он даже с экзамена по состоянию здоровья снят не был.
– И откуда ты все знаешь? – удивилась я.
Керст слабо хохотнул и тут же хрипло закашлялся.
– Понимаешь… – дождавшись, когда он откашляется, пробормотала Ная, теребя рукав своей рубашки.
Ни плаща, ни курточки, ни даже дубленки на ней не было, но меня это не сильно смущало. Я уже давно знала, что в верхней одежде в палаты никого не пускают. Я об этом еще в первый день узнала, когда меня сначала хотели выгнать как домашнее животное, а потом и как разносчика грязи. Мол, нельзя в палате находиться в верхней одежде. А я вся меховая, что совсем нехорошо.
Тогда я очень разозлилась и поинтересовались, не думают ли они, что с меня нужно шкуру спустить. Ответ был положительный, а безмозглый нахал чуть не лишился пары пальцев, но его спас директор.
– Вообще не понимаю, – призналась честно.
– Грэнар же, когда вернулся, сразу в своем кабинете заперся, на меня даже не посмотрел. А я его там три дня ждала. Переживала, беспокоилась, была уже почти в невменяемом состоянии. А он заперся. – Ная помолчала, прикусив нижнюю губу. – Я же сначала очень вежливо постучала, но он сказал, что никого не принимает.
Я внимала, затаив дыхание и чувствуя, что самое интересное еще впереди. И не ошиблась.
Подняв на нас смущенный взгляд, волчица, оправдываясь, напомнила:
– А я очень переживала…
– Ная, – осуждающе позвал Керст.
Ему, несмотря на всю слабость, было так же интересно, как и мне.
– Ну что Ная? Подумаешь, попыталась дверь выломать! Так у меня же ничего не получилось, а он наорал так, как будто я ее вообще с петель снесла.
Издевается, поняла я, когда волчица в очередной раз замолчала. Поверить в то, что ей просто стыдно об этом рассказывать, не получалось.
– А ты что? – скрывая раздражение, поторопила ее.
– Разревелась, – вздохнула волчица. – Вот как он дверь открыл и орать на меня начал, обещая не только двадцать баллов за такое снять, но и к некромантам на отработку отправить, так я и разревелась.
Представить себе ревущую Наю почему-то не выходило. А она уже не думала замолкать. Словно преодолев самый сложный участок, дальше говорила без пауз, быстро, очень эмоционально. Горячо так.
– Его, конечно, тоже понять можно. Три дня по горам бродил, холодный, уставший, перенервничавший…
На этих словах меня конкретно заклинило. Если ревущую Наю я просто не могла себе представить, то нервничающий Аррануш… это было что-то из области бредовых ночных кошмаров. Что-то вроде дружелюбного краттчета и веселой Эльсар.
– К тому же он сразу успокоился, стоило мне только заплакать. Платок свой дал, чаем напоил и рассказал все. И даже разрешение на посещение подписал.
Мы немного помолчали. Нарушая нашу теплую тишину, по коридору, шаркая тапочками, кто-то прошел. Совсем рядом хлопнула, закрываясь, дверь, и снова наступила тишина.
– А в следующий раз я к тебе с Моррой приду, – пообещала Ная спустя целую вечность.
Керст встрепенулся, напряженно глядя на волчицу.
– Что? – растерялась та.
– Правда приведешь ее? – с надеждой спросил он.
Ная медленно кивнула, удивленно посмотрев на меня. Можно подумать, если я с ним тут круглосуточно торчу, то в курсе, чего это ему так Морру приспичило увидеть. Чего ему от меня надо-то?
– Я хочу ее поблагодарить, – ответил он на наши вопросительные взгляды.
Я удивилась и не смогла этого скрыть.
– За что?
Керст улыбнулся странно и отвечать отказался.
– Илис не обрадуется, если ты начнешь соблазнять его девушку, – ехидно заметила Ная дрожащим от смеха голосом.
Веселье быстро затухло. Ная перестала смеяться, села и грустно призналась:
– Грэнар отправил письмо твоим родителям.
Керст побелел.
– Он не мог иначе, – быстро, словно оправдывая Аррануша, заговорила волчица, – они бы рано или поздно все равно узнали. А так… директор знает о вашей непростой ситуации и будет присутствовать при встрече. К тому же ты ранен, тебе нужен покой. Все будет хорошо.
– Ты плохо знаешь моего отца, – прохрипел Керст, – хорошо не будет.
Ная беспомощно посмотрела на меня. Ей, как четвертому ребенку в семье, было непонятно, что чувствует единственный наследник, – надежда всего рода. Ей всегда жилось просто. Много – свободы, никаких обязанностей, только свои желания и свои цели. Ни она, ни я не могли даже представить, какая тяжесть лежит на его плечах.
Ная и не узнала. Зато мне довелось наблюдать за воссоединением семейства.
На следующий же день после прихода волчицы, вечером в палату завалился незнакомый мужчина. Именно завалился. Без стука, резко открыв дверь. Русые волосы вторженца, коротко остриженные, с почти незаметной сединой, были чем-то неуловимо похожи на густую и уже серьезно растрепавшуюся косу Керста.
Узнала его отца я именно по волосам. Ни в резком, жестком и каком-то неуступчивом лице, ни в колких серых глазах невозможно было найти ни одной знакомой черты. Керст был совершенно не похож на своего родителя.
И это отчего-то радовало.
Аррануш, как и обещал, пришел с ним. Закрыл дверь, отодвинулся к окну, легко и очень естественно подхватив меня с кровати.
Я не хотела бросать Керста, слишком бледным и больным он стал, стоило только его отцу войти в палату, но мои желания в расчет не – брались.
– Как рука?
Холодный, равнодушный вопрос. Замерев шагах в трех от кровати, мужчина смотрел на своего сына. И взгляд этот был тяжелым.
– Приживление идет хорошо, – хрипло ответил Керст.
Аррануш молчал, я нервничала.
– Ты потерял нечисть.
– Я найду замену.
Его отец нахмурился, отчетливо повеяло зимней стужей.
– Я лично отправлюсь с ним за новой нечистью, – счел нужным сообщить Аррануш.
Навир-старший мазнул взглядом по директору и сухо заметил:
– Потерянный впустую год.
– Неплохой жизненный урок, – не согласился с ним директор.
Керст нервно прикусил щеку. А мне выть хотелось от давящей, затапливающей тяжести чужого недовольства.
– Отец, – глухо позвал Керст, – я все исправлю.
Наверное, зря он это сказал. Зря вообще подал голос. Если этот страшный, бешеный мужик до этого еще пытался себя контролировать, сдерживаемый присутствием Аррануша, то после этого тихого обещания просто взорвался. Он бушевал, вгоняя острые, колкие слова в своего сына. С грохотом забивая их.
Прикрыв голову лапками, я ошалело слушала рассуждения этого громогласного психа о том, каким слабым вырос его сын, как он не оправдал ожиданий, как растоптал все надежды, как продемонстрировал всем свою слабость.
Аррануш напрягся и чуть подался вперед, но пока почему-то не вмешивался. Керст бледнел все
