Я понимала. Драконы привыкли накапливать и сберегать, а не тратить, платя выкуп за собственные головы. И раз нужно было рискнуть сердцем одного дракона ради спасения всех остальных, то они рискнули. Что же до человеческого сердца, то драконов никогда не интересовали такие мелочи.
– Я назвал ему сумму. Треть капиталов от каждой драконьей семьи в стране будет переведена на его личный счет, – продолжал Макс, и я невольно присвистнула. Драконы проявили небывалую щедрость и показали, как сильно они боятся. Кристиана дважды пытались убить и не смогли – теперь с ним следовало договариваться, усмирив свой гонор и падая в ноги. – А он только рукой махнул: «Деньги меня не интересуют. Ты прекрасно знаешь, что именно меня устроит».
Ответ лежал на поверхности. Но я по-прежнему хотела услышать его от Макса. В груди застыл ледяной клубок, и ночь за окнами была беспросветной.
– И что он попросил? – поинтересовалась я.
Макс печально усмехнулся. Сжал мои пальцы.
– Наш развод. Почему-то не сейчас, а через месяц, – ответил он. – Он так и сказал: либо я получаю свою женщину, либо украшаю свою гостиную драконьими головами. Мол, гостиная большая, места хватит на всех.
Фраза прозвучала, и мир не рухнул. Кто-то прошел по коридору, откуда-то издалека донеслась бодрая музыка. Не спится людям по ночам, что ты будешь делать…
– А ты? – спросила я. – Что ты ответил?
Макс вздохнул.
– Сказал, что он безумен. Что только сумасшедший будет вести себя подобным образом. Что если он тебя любит, то должен позволить тебе быть счастливой с тем, кого ты выбрала.
Слова звучали правильно, но за ними скрывалась лишь тьма.
– А он что?
– А он предложил мне выпить, – горько усмехнулся Макс. – Что и было сделано. Алкогольная анестезия – могучая штука, знаешь ли.
Я, к сожалению, знала.
– Это правильное решение, Макс, – сказала я, имея в виду вовсе не выпивку. – Он ненавидит драконов. Он как святой Хорхо… ни младенцев, ни стариков.
Именно поэтому мы с Кристианом и не сошлись во взглядах. Я не считала, что кого-то надо убивать только потому, что этот кто-то – дракон. Среди них множество прекрасных, правильных и порядочных.
Макс горько усмехнулся.
– Ну вот, ты тоже признаешь мою правоту. Ты как святая Магда, Инга. Спасешь всех. – Он беззвучно рассмеялся, прикрыл глаза ладонью, и его лицо скривилось в гримасе такой невероятной боли, что мне захотелось закричать. – И либо я отдам свою любимую женщину, либо драконов истребят полностью, всех до последнего.
Несколько мгновений Макс молчал, а потом добавил:
– Господи, как же сдохнуть хочется…
Мне сейчас хотелось того же самого. Ненавижу, когда во мне видят вещь, а не человека, но меня сделали просто предметом торга и искупительной жертвой.
– От тебя ничего не зависело, – проронила я. – Если бы ты отказался, то твой отец и остальные просто отправили бы меня в посылке. И радовались, что смогли настолько легко отделаться…
Похоже, у меня начиналась истерика. Глубокая такая, без слез и нервов. В финале обычно выбрасываются в окно. Над лицом Макса медленно поплыли искры, и я вздохнула с облегчением. Он не вспыхнет изнутри, он будет жить.
– Я сказал ему, что он не будет жить вечно, – произнес Макс. – Что когда-нибудь он умрет, и тогда я верну тебя. Господи боже, жизнь всех драконов на кону… Я смогу тебя видеть. Нечасто, пару раз в год.
На миг мне показалось, что Макс бредит. Что он тяжело болен и не выдержит того месяца на расставание, который настолько щедро выделил Кристиан.
– Да, – прошептала я и вдруг поняла, что захлебываюсь в рыданиях. – Да. В том кафе на углу, помнишь… Когда мы в первый раз летали.
Я могла бы топнуть ногой и сказать, что не брошу мужа. Я могла бы упереться и уйти в закат, чтоб не доставаться никому. И в итоге это привело бы только к смертям, крови и ужасу. И Макса убили бы одним из первых. Я ведь не любила его по-настоящему, так, как описывают в романах, но сейчас чувствовала такую боль, словно меня резали заживо.
Не надо месяца. Долгое умирание не принесет облегчения никому.
– Уеду утром, – сказала я.
Макс кивнул и, сев на кровати, обнял меня, прижав к себе так сильно, что мне казалось, будто его сердце нервно и гулко стучит в моей груди. Так мы и сидели – долго-долго, не произнося ни слова. Потом легли. Потом наступил рассвет.
Я уехала с проекта сразу же после завтрака. Не простилась ни с девушками, ни с Эдвардом, ведь все это теперь не имело никакого значения. Макс проводил меня до ворот, уложил мои немногочисленные вещи в багажник ожидающего автомобиля. Потом мы снова обнялись, и я почему-то не была уверена, что смогу разжать руки и выпустить его. Но все-таки смогла и, взглянув в глаза теперь уже почти бывшему мужу, сказала:
– Макс, ты лучшее, что было в моей жизни.
И это было чистой правдой. Лицо его дрогнуло, и над головой величаво поплыли искры. Конечно, папаша Финниган найдет способ, как его утешить, раз уж так вышло. Он любит сына, но не станет жертвовать всеми драконами ради чужого разбитого сердца.
– Ты и есть моя жизнь, – негромко откликнулся он и мягко подтолкнул меня к машине. – Иди.
Я послушно скользнула на заднее сиденье, и автомобиль неторопливо поехал в сторону шоссе. Макс стоял на дороге, сунув руки в карманы, смотрел мне вслед, и искры над его головой медленно становились красным облаком. Он выпустил внутреннее пламя. Он не сгорит. Мы все будем жить дальше.
Дорога предстояла длинная и скучная. Когда съемочная территория скрылась из виду, я села удобнее и, достав смартфон, стала лениво просматривать информацию в Сети. Господи боже мой, если любовь – это лучшее, что бывает с человеком, почему тогда любить настолько больно?
Все новостные агентства взахлеб рассказывали об отставке Хвозняковски и о новых кандидатах в президенты. Всюду мелькала фамилия Семеониди: Кристиан обманул всеобщие ожидания, категорично заявив, что не пойдет самовыдвиженцем. Буквально четверть часа назад толпа журналистов чуть не перевернула машину Кристиана, который приехал к «Мэссив лаб».
– Вы выдвинете свою кандидатуру на пост президента?
Стоило Кристиану выйти, как ему в лицо уставилось множество микрофонов с эмблемами телеканалов. Сегодня Кристиан отошел от своего всегдашнего образа джентльмена, он выглядел осунувшимся и весьма помятым. Видно, вчера тоже напился.
– Бог с вами, конечно нет, – отмахнулся он от самого настырного микрофона, которым ему чуть не дали по носу. – Я химик, а не политик.
– То есть вся информация о том, что вы идете на выборы самовыдвиженцем… – начала было одна из журналисток, и Кристиан перебил ее:
– Ложная. Я не занимаюсь политикой. Извините, много работы.
Журналисты потянулись за ним, пытаясь задать новые вопросы, но от входа «Мэссив лаб» уже бежали охранники, чтоб оттеснить писак от босса.
Что ж, во всяком случае, Кристиан сдержал слово. Драконы могут быть довольны. Мне подумалось,
