– На банкет останемся?
У него каждый день было очень много дел. Иногда я засыпала без него и просыпалась среди ночи от того, что Кристиан осторожно ложился в кровать, стараясь меня не потревожить. То ли он действительно был занят на работе, то ли просто старался не надоедать своим присутствием, давая мне возможность привыкнуть к нашему браку. Дьявольщина, да я бы обрадовалась, если б он завел любовницу! Но любовницы не было. Это я знала точно.
– Давай останемся, – сказала я и улыбнулась так тепло, как только могла. – Я тебя мало вижу в последнее время.
Появился Пол Куллинан – он вел съемку в доме, и операторы телеканала с самого утра ходили по пятам за Эдвардом и Милли. Я хотела было достать смартфон из сумочки и по привычке посмотреть рейтинги прямого эфира, но потом передумала.
– Фра Инга! – воскликнул он и, быстрым шагом подойдя ко мне, пожал мою руку двумя руками, жестом максимального уважения. – Примите мои самые искренние поздравления, уверен, что вы будете счастливы. Но мы никогда не простим вам второй свадьбы по секрету!
Я рассмеялась. Куллинан был в своем репертуаре.
Постепенно гости расселись и разговоры понемногу стихли – над площадкой повисла благоговейная тишина ожидания. Кристиан держал меня за руку, задумчиво поглаживая мои пальцы. Но тут со стороны дома донеслась легкая классическая музыка, и на площадку вышли Эдвард и Милли.
Они были прекрасной парой. Эдвард, высокий, сильный, настоящий идеал мужчины, и Милли, маленькая, хрупкая, почти невесомая девушка, которую хотелось защищать и беречь. Сейчас они казались сказочными героями, которые сошли со страниц старинной книги, и гости дружно встали и встретили их аплодисментами. Макс и Берта, которые шли следом за Эдвардом и Милли, заняли места рядом со мной и Кристианом, и к маленькой белой кафедре вышел регистратор. Все документы были уже приготовлены, а подписи поставлены. Эдварду и Милли надо было лишь принести свадебные клятвы.
– Дорогие гости, дорогие друзья, сегодня мы собрались здесь, чтоб сочетать законным браком Эдварда Майлза Финнигана и Эмилию Викторию Дварксон. – Голос регистратора был глубоким и музыкальным, должно быть, он в прошлом профессиональный певец. – И сейчас я хочу спросить: есть ли здесь тот, кто считает, что этот брак не должен быть заключен? Пусть скажет об этом сейчас или молчит навеки.
Моя рука соскользнула с колен, и Макс, сидевший рядом, тотчас же подхватил ее. Меня окатило горячей волной, осенний день сразу же стал летним, а сердце застучало нервно и гулко. Макс почти сразу же выпустил мою руку, словно опомнился и понял, что нас заметят и добром это не кончится, но какое-то время мы с ним улыбались, словно школьники после первого поцелуя.
– И я спрашиваю тебя, Эдвард. Согласен ли ты взять в жены Эмилию, любить ее и быть с ней, пока смерть не разлучит вас?
– Согласен, – решительно и твердо ответил Эдвард. Играл он на публику или нет, но сейчас он выглядел так, словно любил Милли всем сердцем и не мог дождаться, когда она наконец станет его женой.
А я смотрела на них и повторяла: Кефалинский парк, полдень.
– Согласна ли ты, Эмилия, взять в жены Эдварда, любить его и быть с ним, пока смерть не разлучит вас?
Милли улыбнулась и ответила:
– Да, я согласна.
Папаша Дварксон одобрительно крякнул. Сбылась его мечта.
– Тогда, – улыбнулся регистратор, – я объявляю вас мужем и женой. Пусть ваша любовь крепнет с каждой минутой.
Кефалинский парк был закрыт на реконструкцию. Стоя возле ворот, затянутых грязной пленкой, я угрюмо смотрела, как рабочие ковыряют плитку возле памятника президенту Сальцхоффу. Накрапывал мелкий дождик – не такой, при котором открывают зонты, но настроение он портил.
Неужели Макс что-то перепутал?
Бригадир рабочих вдруг оторвался от плит и, помахав мне рукой, громко прокричал с невероятным акцентом:
– Иди, да! Открывать варот, слющий, э-э-э! Иди, не бойсь!
Я послушно проскользнула в приоткрытые створки ворот, и бригадир махнул в сторону одной из аллей и добавил уже тише:
– Иди, иди, слющий, да! Вас ждеть уже, э-э-э!
Я едва не рассмеялась. Ну и план! Конечно, если парк закрыт на реконструкцию, то тут нет лишних свидетелей, и мы спокойно побудем вдвоем, не боясь, что нас увидят посторонние. Кристиан с самого утра торчал в лаборатории, предупредив меня, что вернется поздно вечером, – что-то не ладилось с новыми синтезаторами.
Впервые за долгое время я чувствовала себя по-настоящему свободной.
Дорожка закончилась через четверть часа – уперлась в маленький домик паркового смотрителя. Дождь к этому времени разошелся так, что открытый зонт почти не спасал, на улице, несмотря на полдень, стало по-осеннему темно и уныло. Но за окнами домика горел теплый свет, и, взбежав на крыльцо, я увидела, что дверь приоткрыта.
Весь домик состоял из двух комнат – рабочего кабинета и спальни. Макс стоял у окна, разливал по чашкам ароматный чай, и от него веяло таким домашним теплом и нежностью, что я почувствовала, как в груди что-то сжалось.
– Макс… – позвала я.
Он улыбнулся, взял одну из чашек и ответил:
– Раздевайся, это все надо высушить.
Отопительный котел работал во всю мощь. Я сняла промокшие джинсы и водолазку, Макс бросил их на решетку сушилки и, обняв меня каким-то резким, порывистым движением, негромко произнес:
– Я скучал.
– Я тоже, – откликнулась я, слыша, как бьется его сердце. Впереди у нас был целый день, который мы спокойно могли провести вместе. Смартфон, геолокацию которого отслеживал Кристиан, остался дома. Никто не узнает о нашей встрече.
Пальцы Макса мягко скользили по моей спине, неторопливо очерчивая лямки бюстгальтера. Его тело под сорочкой было горячим и сильным, словно впервые за долгое время Макс чувствовал себя живым, настоящим. Я все бы отдала за искру над его головой, но искры не было.
– Я за тебя боюсь, – выдохнула я, отстранившись от Макса и взглянув ему в глаза.
Рядом с ним я становилась совсем другой, не собой. Я могла себе позволить быть беззащитной и хрупкой, и такого чувства я еще не испытывала.
Макс только рассмеялся.
– Ох, моя хорошая… Я не сгорю, если ты об этом.
– Я за тебя боюсь, – повторила я.
Дождь пошел сильнее – загрохотал по крыше так, что шум проглотил все слова и звуки. Макс подхватил меня на руки и перенес в спальню. Когда мы опустились на маленькую узкую кровать, я поняла, что готова снять перед Максом не только одежду – даже кожу.
Мне хотелось без остатка принадлежать мужчине, который целовал меня с такой опаляющей страстью, словно это была наша последняя встреча. Словно все должно было оборваться прямо сейчас. Я наконец-то узнала, что такое любовь.
Потом мы лежали в обнимку под колючим клетчатым одеялом, дождь стучал в окна и барабанил по крыше, и не надо было
