…Одно из ранних воспоминаний: я стою у портрета пожилого господина. Уже потом я узнал, кто он и чем знаменит, а сейчас с холста на меня смотрит насупленное и не слишком симпатичное лицо: любоваться тут нечем. Отец спрашивает о чем-то, но я, поглощенный своими детскими фантазиями, отвечаю на его вопрос совсем не то, что он ожидает услышать.
– У дяденьки гусеницы вместо бровей.
У предка действительно отменно лохматые брови, что делает их похожими на волосатых гусениц.
– Раннитар!
Гневный окрик отца застает меня врасплох, так что я отступаю на пару шагов. Но тут мама опускается рядом со мной на колени, проводит прохладной рукой по моему лбу. Какие у нее ласковые, добрые глаза.
– Ран, мой мальчик, помни о том, что ты наследник великого рода. Ты ведь не станешь расстраивать папу?
– Не стану, – шепчу я послушно. Больше всего я не хочу расстраивать маму. Я удивлен, почему этот незнакомый мужчина на портрете так важен, но если мама просит – ладно…
– Ты устал, сын! – Голос отца выдернул меня из воспоминаний. – Отдохни, а завтра поговорим.
– Завтра меня здесь не будет, – ответил я.
Родители знали, что я всегда держу свое слово и не разбрасываюсь обещаниями просто так.
Я сказал ей: «Ни о чем не волнуйся…» И чего теперь стоит твое слово, Ран?
Не знаю, что отразилось на моем лице, но мама принялась плакать.
– Мне жаль, что расстроил тебя, – сказал я. Поднялся и ушел в комнату.
Не знаю, как дождался утра. Едва рассвело, спустился к крыльцу: повозка ждала меня. Они поняли, что, если не выполнят моей просьбы, я уйду в Академию пешком.
Мама сбежала следом и застыла у выхода, закутавшись в шаль.
– Ран…
– Иди домой, мама. Холодно.
В Академии меня ждала новость, которая затмила собой даже мою несостоявшуюся свадьбу.
Кора Флогис получила магию. Позже Димер рассказал мне, что, очнувшись вчера в саду, она сама построила портал и перенеслась в Академию.
Только об этом и говорили сейчас все, кого я встречал. Вполголоса, будто не смея поверить в то, что такое вообще возможно. Одно дело, когда читаешь о подобных чудесах в древних книгах – в те давние времена чего только не происходило. Даже пустышки становились магами. Но так, чтобы невиданное превращение произошло практически у всех на глазах, такого еще не бывало.
«А я верил?» – спросил я себя. И с облегчением понял, что могу не кривить душой, отвечая на этот вопрос: да, верил. Иначе не стал бы даже пытаться.
Но как ей сейчас, должно быть, тяжело, моей маленькой смелой девочке…
Не знаю, на что я рассчитывал, когда взбежал на верхний этаж корпуса огневиков и постучал в дверь. В первую очередь, конечно, просто хотел ее увидеть – живую и здоровую. А потом уже постараться что-то объяснить.
Кора открыла дверь. Ее волосы были черны, как вороново крыло. И глаза из-за этого теперь казались пронзительно-синими. А в губах ни кровинки.
– Корюшка… Твои волосы…
Она подняла на меня усталый взгляд, и я просто физически ощутил, как царапнуло ее это ласковое прозвище. Я ведь и тогда, когда пришел сообщить о разрыве, продолжал ее так называть.
– Кора, – поправила она. – Здравствуй, Ран. Ты извини, но мне сейчас некогда разговаривать: магистры ждут… Кажется, я всех на уши поставила. Волосы, да… Так получилось. Знаешь, магия проснулась.
– Я знаю.
Я был уничтожен, разбит. Она стояла в шаге от меня, но была далека, как никогда. Ничего не хотелось мне сильнее в этот миг, как обнять ее, прижать к себе, согреть. Лишь бы только в ее взгляде затеплилась жизнь. Но уже понимал – не позволит.
Моя девочка… Как же я тебя люблю. Что мне сделать, чтобы вернуть тебя?
Она открыла дверь ровно настолько, сколько достаточно было для разговора. Не пригласила меня зайти. Она ждала, пока я уйду. А я все никак не мог придумать, какими словами ее можно удержать.
Любые объяснения будут выглядеть жалко. Кора и так все знает, но, видно, не считает амулет достаточным основанием для предательства.
– Кора, я люблю тебя!
Если бы можно было отмотать время назад! Как я был глуп… В ту ночь я должен был повторить эти слова тысячу раз, перемежая их поцелуями. Я люблю тебя, Кора Флогис. Я люблю тебя.
На ее лице на мгновение мелькнуло то доверчивое, милое выражение, которое всегда вызывало во мне волну нежности. Глаза распахнулись, тонкие брови сложились забавным уголком. И вновь передо мной моя маленькая Корюшка, которая едва может удержать в руках меч. Наверное, иногда я был слишком суровым наставником. Помню самую первую нашу тренировку и мой жесткий голос: «Нападай!» Тогда она впервые так на меня посмотрела.
Но вот она закусила губу, пряча нахлынувшие чувства. Она больше не верила мне. Я могу хоть на всех поворотах кричать: «Я люблю тебя», – для нее это теперь подобно шуму ветра: пустой звук…
Моя маленькая. Что же я натворил.
– Конечно, ведь мы друзья, Ран, – сказала она.
* * *Погода стояла как никогда теплая. И студенты, и преподаватели с тревогой вглядывались в наливающееся синей краской небо: первые признаки надвигающейся весны как всегда будоражили сердце. У нас оставалось совсем мало времени. Гроза может случиться в любой день, в любой час. Но пока не сегодня.
Я знал, что Кору сняли с занятий. Теперь с ней проводили индивидуальные тренировки. Магистры боевых заклятий всех четырех стихий с утра до ночи занимались с ней, пытаясь за месяц передать те знания, на изучение которых обычно уходит шесть лет. Невозможно. Но они, вероятно, придерживались мысли о том, что лучше дать что-то, чем совсем ничего.
Я всегда издалека замечал ее черноволосую головку. Иногда она шла с Витой и Норли и даже улыбалась. Иногда одна, и я видел, как сильно она устала. Но она всегда шла, распрямив плечи, так, словно уже отправлялась на битву. Мой несгибаемый маленький воин.
В ее руках я часто замечал «Устав Академии», в любую свободную минуту она открывала его, иногда даже застыв над тарелкой в столовой, и я видел, как ее губы беззвучно шевелились, будто она что-то учила наизусть.
Я старался каждый день хоть на минуту-две украсть ее внимание, просто побыть рядом. Я чувствовал себя незваным гостем, которому не рады, хотя и не прогоняют. Надо было оставить ее в покое, но я просто не мог.
В тот день я увидел ее на скамейке в саду с неизменным «Уставом» в руках. Мне показалось, что она слишком легко оделась для этой погоды – да, солнце уже пригревало, но ветер все еще оставался холодным, пронизывающим.
