Бенедикт всем улыбался, что-то отвечал впопад, даже хохмил по привычке, но перед глазами у него стояли Хелл и Кеннет, Кеннет и Хелл. И Бен изо всех сил старался не поддаться новым позывам тошноты. Оправдавшись бессонной ночью в дороге, он пошел в палатку прилечь. Но по пути туда его перехватила Стейна.
— Бен, я тут подумала… Ты запал на Хельгу? — выпалила она без предисловий.
— Что? Ты рехнулась? Я ее еле видел издалека.
— Откуда тогда такой интерес?
— Да просто… Новенькая, да еще и в боях участвует, — брехал он, изображая невозмутимость и праведное возмущение. — Не каждый день такие дела.
— Ладно, — вроде бы поверила Стейна. — Но учти, Бен, никаких подкатов к ней. Не хватало мне сейчас разборки Москвы и Питера разруливать. Понял?
— Я-то понял, но разруливать придется. Кен же как всегда напорется вечером и устроит мордобой.
— Тебя давно не было дома, дорогой, — загадочно покачала головой Стейна. — Отдохни, увидимся вечером.
Она оставила на его щеке сухой поцелуй и ушла. Бен залез в палатку, достал из рюкзака походную простыню для надувного матраса и натянул ее. Был у него идиотский пунктик — любил спать на простыне. Даже когда не было матраса, а только еловый лапник и тонкая пенка, Бен все равно таскал на Север простую хлопковую простынь, ненавидя спать без нее. Но и удовлетворение этой блажи не смогло заставить его закрыть глаза. Он снова и снова видел силуэты целующихся, а подсознание предательски спрашивало: кто в этом виноват?
Промаявшись до вечера, не смыкая глаз, Бен чувствовал себя еще более разбитым, чем днем. Слыша, как со стороны праздничной нейтральной зоны музыканты настраивают инструменты, он переоделся в белую, расшитую кружевом рубашку (подарок Стейны) и кожаные штаны, натянул высокие ботинки, накинул куртку и вышел из палатки. Идя по лагерю, Бен кивал знакомым и приятелям, не без сожаления понимая, что ни с кем не хочет общаться, даже просто остановиться и поговорить. Даже здесь он плохо сходился с людьми, принимая их как товарищей, соратников, союзников, но не сближаясь до дружбы. Он всех держал на расстоянии вытянутой руки — по привычке. Так было проще, и жизнь не раз доказывала, что он прав.
На праздничной поляне уже разжигали костры, толпился народ. Все пили, ели, разговаривали, соскучившись после долгой зимы. Бен не мог не заметить, что московские и питерские общаются намного теплее, чем год назад. Он, конечно, слышал, что норвежцы потрепали и Волков и Ястребов, заставив их сплотиться, но не ожидал, что все будет так… дружелюбно. Аж до омерзения, почти мило. Но вечер еще не начался, а заканчивался он обычно потасовкой по инициативе Кена. Бен верил в него даже больше, чем в себя. Кое-кто не меняется. В этом они с Кеннетом были похожи. Постоянство — признак мастерства.
Отвлекаясь на мысли о переменах, Бен старался не искать Хелл. Он не мог до конца поверить словам Стейны и собственным глазам. Это еще могло оказаться совпадением. Мало ли похожих девушек. Он очень смутно помнил Олю, все больше представляя ее расплывчатым образом роковой Валькирии. Ведь Ольга — очень распространенное имя, а его скандинавское производное Хельга — вполне закономерно, как и краткое — Хелл. В общем, Бенедикт изо всех сил надеялся, что это лишь плод его больного воображения, сдобренный чувством неуспокоившейся с годами вины и болью потери. Он мог обознаться, он хотел обознаться.
На его счастье ни Кеннета, ни его подруги нигде не было видно. Бен попытался расслабиться, отправившись к символической сцене, где настраивались музыканты, его старые приятели. Получив дозу горячих приветствий, суровых мужских объятий и похлопываний по плечу, он почти успокоился, заставив себя наслаждаться вечером.
Но едва по обе стороны от сцены разожгли огромные костры и один впереди, а вокруг собрался народ, горланя вызов Стейны, Бен понял, почему Хелл не было среди присутствующих.
Еще до того, как зазвучали первые аккорды «Ветра»*, к центральному костру вышли три девушки. И Хелл среди них. У Бена перехватило дыхание. Мозг посоветовал свалить, но непослушное сердце взяло верх, не позволяя двинуться с места, даже просто закрыть глаза. Он уже забыл это беспомощное благоговение, которое завладевало им в присутствии Хелл. Бен жадно осматривал в ее лицо, фигуру, одежду. Конечно, это была она. Другой такой просто быть не могло. Короткое льняное платье, расшитое солярными знаками по подолу, меховая курточка, сапожки без каблука, разноцветные ленты в собранных волосах. И хотя девушки, вышедшие танцевать вместе с ней, были одеты точно так же, Бен видел, что она выделяется. Осанка, гордо вздернутый нос, горящие глаза. Хелл была лидером, это сразу становилось очевидно.
Едва зазвучали первые аккорды, девушки сбросили куртки, оставшись лишь в платьях с длинными широкими рукавами-парусами. Бен инстинктивно повел плечами, полагая, что это чересчур, ведь на улице было весьма прохладно. Но румяные лица танцовщиц, жар от костров и разгоняющаяся по темпу песня не давали им мерзнуть. Они кружились, взмахивая руками, держа ритм, который украшали своими движениями. Даже если бы Хелл здесь не было, он бы узнал ее танец, ее стиль. Только она умела так миксовать традиционные и современные мотивы, чувствуя музыку Стейны всем сердцем, отражая в танце ее прелесть и суть. Бен видел, как она танцевала под питерский фолк, отрываясь и веселясь, но сейчас она просто рисовала телом историю, что пела Старшая.
Хелл всегда любила эту песню, она часто звала Бена своим Ветром, смеялась, что пропадает, что навеки отдана ему, незримому жениху.
В динамичной музыке проигрыша девушки закружились вокруг костра, вдоль зрителей. И Бен, затаив дыхание, ждал приближения Хелл. А она почти летела, едва касаясь земли, взмахивая рукавами, словно крыльями.
«Где же ветер мой? Пусто в поле
Или предал меня мой милый?» — Пела Стейна, когда их взгляды встретились.
Губы Хелл повторяли любимые слова, а руки и ноги — отточенные, знакомые до боли движения, но смотрела она на Бена. Не отрываясь. Улыбка исчезла с лица, черты стали жесткими, незнакомыми.
«Для чего мне краса и воля
Он крылат, только я бескрыла».
Бен не сразу понял, почему толпа оживилась, но краем глаза заметил, что две танцовщицы выбрали себе пару из толпы собравшихся. Он был почти уверен, что Хелл сейчас выберет его, потому что она задержалась рядом, подойдя к нему почти вплотную.
«Для чего такому жена?
Он играет шелковой плетью», — безмолвно проговорила Хелл одними губами, продолжая смотреть прямо ему в глаза, а потом, легко подпрыгнув, побежала в противоположную сторону, где стояли питерские.
«Где-то всадник, привстав в стременах,
Летит в погоне за смертью».
Она взяла за руку Кеннета, вытягивая его
