Семена, которые некогда путешествовали в переметных сумках у них за плечами, сейчас хранились в разукрашенной шкатулке тонкой работы, которую они принесли из ее новой библиотеки, размещенной в соседней башне.
Энамон тщательно записывал расположение каждого растения, несмотря на то что их легко будет узнать, когда они зацветут.
А зацветут они в считаные мгновения.
Бастет, растянувшись на предплечье Бектатен, сладко мурлыкала. Ах, какое божественное наслаждение!
Закончив посадку растений, оба мужчины выпрямились и посмотрели в окно.
Кивком головы она разрешила им продолжать. Актаму взял чашу с эликсиром, который она выделила для сада, слегка наклонил ее и прошел по центру засаженного участка, аккуратно разбрызгивая эликсир налево от себя. Затем он повторил свой путь в обратном направлении, снова брызгая налево.
Она уже очень давно научила их, что в такой момент нельзя торопиться. Они не должны позволять бурному течению своей бесконечной жизни притуплять свое трепетное отношение к волшебству эликсира. Поэтому сейчас двое мужчин, точно по команде, замерли на краю участка, спокойно наблюдая, как из предварительно вскопанной почвы появляются первые зеленые ростки. Вот распустились первые листочки, а вскоре среди мягко шелестящей зелени грядок появились и первые цветы.
«Жизнь, – подумала она. – В эликсире кроется сама жизнь. Он не дает нам умереть и обновляет нас. Он дает нам свободу. И делает саму жизнь бескрайней и нескончаемой».
Через несколько минут мужчины поднялись в ее комнату. Актаму держал в руке один цветок: пять плотных оранжевых лепестков, загибающихся внутрь, пучок желтых тычинок. Принимая этот дар, Бектатен устроилась в кресле и положила на колени кошку. Она отщипнула кончики тычинок и растерла их между пальцами в однородную пасту.
Для этого теста требовалось совсем крошечное количество вещества.
Как только Бастет почувствовала запах цветка, она вдруг села, широко открыв глаза, и замерла, как это бывало у нее при виде только что пойманной рыбы. Бектатен искренне сожалела, что не может знать, что в настоящий момент чувствует ее кошка.
Бектатен поднесла два пальца, выпачканных в цветочной пыльце, к лицу и быстро провела ими по своим губам и вниз по подбородку.
Кошка немедленно принялась слизывать пыльцу с губ и подбородка хозяйки, пока Бектатен гладила ее по шерсти.
Через несколько минут этого необычного ритуала, когда пыльца впиталась в кожу их обеих, Бектатен начала видеть себя глазами кошки. Это явление всегда неизменно шокировало ее, приводило в благоговейный трепет. Они вдвоем проделывали это уже многократно, и всякий раз это мурлыкающее создание становилось все более понятливым и внимательным к людям. И еще острее чувствовало настроение и желания Бектатен. Это очень напоминало сердечную любовь, искреннюю любовь ближайшего друга. В действительности, благодаря чудесам этих цветов, «ангельского соцветия», Бектатен превратила многих грозных животных в своих любящих и внимательных компаньонов.
Бектатен прогнала кошку со своих колен, отдав ей безмолвный мысленный приказ. Когда та повиновалась, она глазами кошки увидела свои ноги, ноги Энамона, а потом и ноги Актаму, который, пятясь, уступал дорогу ее любимому животному. Она направила кошку к окну на выступ в стене, чтобы ей можно было лучше рассмотреть уже вовсю цветущий сад внизу.
Даже в глазах кошки разросшиеся растения представляли собой прекрасное зрелище – мощные стебли и пышные соцветия, колышущиеся под океанским бризом.
Все так же молча она скомандовала кошке вновь взобраться к ней колени.
Когда та вернулась и Бектатен посмотрела на свое нестареющее лицо ее глазами, она вытерла пыльцу со своих губ и щек. Странно было видеть себя со стороны, от этого немного кружилась голова. Потребуется еще какое-то время, чтобы ее организм полностью избавился от действия пыльцы, и тогда их сверхъестественная связь с Бастет оборвется.
Теперь же кошка просто сидела у нее на коленях и ждала, когда эти чудеса закончатся. Бектатен приказала ей сменить положение, чтобы она не могла смотреть на себя как в зеркало. Животное повиновалось.
– Это животное по-прежнему такое же умное? – наконец нарушил молчание Энамон.
– Да, Энамон. Очень умное. И со временем она еще поведает нам много интересного.
И кто знает, сколько всего еще сможет сделать Бастет в будущем. Кто знает, сколько открытий еще предстоит совершить им вместе с Бектатен.
* * *Когда они пришли к ней, она как раз закончила читать свои дневники о тех временах, когда Рамзес II правил Египтом.
Это всколыхнуло в ней огромный пласт воспоминаний, связанных с тем периодом. Тогда она повсюду разыскивала Сакноса, но редко бывала в Египте, поскольку ничто не указывало на то, что он мог находиться там. Могла ли она упустить в своих записях какие-то важные детали или знаки? Это следовало хорошенько обдумать. Но не теперь. Сейчас пришло время для наложения матримониального благословения на это новое жилище.
Когда появились ее мужчины, молчаливые и решительные, она была к этому готова.
Она изголодалась по ним.
Бектатен отвела их в свою спальню, вид которой не оставлял никаких сомнений относительно ее намерений: постель была усыпана лепестками цветов, а в лампадках курился фимиам, наполняя воздух запахом благовоний.
В последний раз они занимались этим втроем много лет тому назад, так что казалось удивительным, насколько легко и непринужденно они пришли к этому сейчас.
Она позволила им снять свой тюрбан и разгладить свои темные волосы. Потом позволила им снять с себя всю одежду, а затем раздеться самим.
Их прекрасные нетленные тела нежно обнимали друг друга в мерцающем тусклом свете горящих свечей, готовые опуститься на ложе из подушек и лепестков цветов.
Всего за несколько минут до этого она читала о том, как занималась любовью три тысячи лет тому назад. И нашла, что в этом ничего не изменилось. «Когда ты бессмертен, – писала она, – ты уже не жаждешь так лихорадочно прикосновений другого человека. Ты не боишься потерять этих ощущений и поэтому не стараешься замкнуться, сдерживаться или пытаться выразить это языком, который тебя обязательно подведет».
– Возьмите меня, – прошептала она, закрывая глаза. – Возьмите меня и заставьте забыть мучительную страсть моих смертных любовников, забыть вкус смерти, всегда сопровождавший их поцелуи, и вкус потерь, омрачавших сладость их объятий.
Они подняли ее и уложили на благоухающую постель.
Актаму целовал ее, проникая языком сквозь ее губы, в то время как его пальцы ласкали сначала ее соски, а потом и ее грудь. И сразу она почувствовала, как по телу разливается жар, наслаждаясь тем, как мужчина своим весом придавил ее бедра и как
