– А где же сегодня Гарриет?
– Мы развелись, Эдвин.
– Простите. Как дела у Коллина?
– Кольм учится в университете.
– Дети так быстро растут. Бутылочку саке?
– Да, пожалуй. Это моя подруга Джен.
Он пожимает мне руку.
– Я очень давно знаю Тома, – говорит он. – Сегодня у нас подают просто потрясающих кальмаров.
Мы усаживается, и я говорю Тому:
– Можешь заказывать что угодно. Я ем все.
– Все?
– Ну, кроме марципана.
– Проклятье! Креветки с марципаном в соусе чили здесь просто исключительные.
Мы чокаемся рюмками с теплым рисовым вином.
– Джен, я должен тебе кое-что сказать.
Ой-ой. Следует многозначительная пауза.
– Хотя мы знакомы совсем недавно, я не хочу, чтобы между нами оставались какие-либо секреты.
Он все еще женат. Он неизлечимо болен. Хочет, чтобы я согласилась на секс втроем (откуда я вообще это взяла?).
– Помнишь, я кинул в урну обертку от кебаба вчера вечером? И ты согласилась встретиться сегодня. В общем, я сжульничал.
Проходит несколько секунд, пока я пытаюсь переварить эту информацию.
– Ты имеешь в виду, что она не попала в урну?
– Нет, она попала, Джен. Мы оба видели. Я говорю, что схитрил. Скомканная обертка не сможет улететь так далеко без – ну, ты понимаешь – некоторой помощи.
– У тебя был помощник, спрятавшийся в тени, который подменил пакеты? Я впечатлена.
– На самом деле все намного проще. Я завернул в нее камень. Из клумбы. Пока ты не видела.
– И все же бросок был хороший.
– Спасибо. Я раньше играл в крикет.
– Эйден смотрит крикет. Его завораживают медленные движения мяча.
Том смеется.
– Наверное. Мяч в крикете от самого быстрого подающего до отбивающего долетит за полсекунды. Так что, если бы отбивающим был ИИ, чей разум работает в миллион раз быстрее нашего, и, если я все правильно понял, это стало бы равносильно ожиданию мяча в течение полумиллиона секунд!
Он вытаскивает ручку и торопливо записывает какие-то вычисления на бумажной салфетке.
– Это… это… это почти шесть дней! Невероятно!
– Думаю, они, занимаются чем-то еще, пока летит мяч. Например, читают книги, статьи или заметки в интернете.
– Ух ты. Ух ты с большой буквы.
– Но самое странное в том, что они не только быстрые – хотя, конечно, это так. И не только умные. А как еще. Еще они забавные. Эйден меня смешит!
– Он прочел всех авторов-юмористов.
– Нет. Больше похоже, что у него есть собственное чувство юмора.
– Ничего себе!
– Есть профессиональные комики, у которых нет такого чувства юмора.
Приносят еду – кальмар действительно превосходный – и от саке по телу расходятся теплые волны чего-то, что за неимением лучшего определения я назову наслаждением.
Мне нравится этот мужчина. Я уже говорила об этом? Он интересен и заинтересован. И меня вполне устроит его вытянутое лицо, если он больше не будет изображать Шерлока Холмса. Сейчас он рассказывает о своем романе.
– Все, чего я хотел, – это написать великую книгу. Было бы хорошо написать хотя бы хорошую книгу. Лучше, чем хорошо. На самом деле – написать одну искреннюю и хорошую книгу было бы замечательно. Но, строя карьеру, всю свою жизнь я страдал ерундой.
– Рутина.
– Нет, дело не совсем в рутине, нет. Например, стараясь выяснить, что звучит лучше: «ваши ножки утонут в роскошном богатстве» или «в роскоши и богатстве». Я потратил в прямом смысле годы жизни, обдумывая, как привлечь больше клиентов на рынке сырных закусок. Или мечтал перевести зубную пасту на следующий уровень. На самом деле, однажды мы едва не произвели вот что. – Он кладет китайские палочки и мелко трясет кистями с поднятыми вверх пальцами для большего эффекта. – Паста для утра и паста для вечера! Мятная паста, чтобы разбудить вас утром, и успокаивающие травы, возможно, ромашка, для вечера. Рынок зубных паст в мире оценивается в двенадцать миллиардов. Люди тратят жизни, чтобы урвать у конкурентов хоть частичку этого рынка. Джен, я знаю о гребаной пасте больше, чем когда-либо хотел. Но это не заставит детей гордиться тобой. На самом деле, когда ты становишься родителем, ничто…
Он замолкает.
– Прости. Я закончил.
Наступает тишина, и какое-то время мы жадно поглощаем еду. В ресторане так шумно, что это едва ли заметно. В очередной раз подняв глаза на Тома, вижу, что он смотрит на меня с улыбкой.
Я говорю:
– Расскажи мне о Кольме. Почему ты называешь его забавным перцем?
– Называю? Хотя да. Ну, потому что он и есть забавный перец. Ты когда-нибудь растила детей? Иногда они ведут себя несколько забавно.
– Я думала, что это бывает периодами. Сложности.
– И это тоже.
– Ты знаешь, как выращивать перцы? Не похоже.
– Правда? Ну, тут ты права. Не знаю. Но вижу забавных перцев постоянно.
– Да? Ну не знаю. Забавных морковок – да. Определенно забавных морковок.
– Забавная морковка звучит не очень.
– Чумовая морковка.
– В словосочетании «забавный перец» есть слово забавный. А он заставляет меня улыбаться. Просто от мысли, что он где-то есть на самом деле.
ТомЯ хотел сказать: «Расскажи мне о себе все. Как ты сама себя видишь. Не торопись и не упускай ничего». – В этот момент где-то громко загремела посуда, и Джен спрашивает:
– Ты хочешь еще цыпленка?
– На самом деле нет. Но тебе обязательно нужно.
Она грустно улыбается. А затем совсем затихает. В следующие несколько секунд она совершенно меняется в лице. Из глаз исчезает блеск, и между нами возникает странное отчуждение. И я абсолютно не понимаю, как и что вообще произошло.
– Что-то не так? – спрашиваю я.
Она качает головой:
– Ничего. Не обращай внимания.
– Джен, что случилось?
Она кладет палочки. Ее улыбка – не улыбка, а, скорее, гримаса – холодная.
– Все было очень мило, – говорит она.
Джен начинает копаться в своей сумочке, говоря тем самым, что вечер подошел к концу.
Что за черт? Я имею в виду, что за чертовщина тут происходит? Все из-за разговора о забавном перце? Я пытаюсь сообразить, как возобновить беседу, и в голове сразу же становится пусто. Так что, как обычно в таких ситуациях, я открываю рот, чтобы услышать, что он произнесет. Нет сомнений, что для меня это будет так же неожиданно, как и для нее.
– Что думаешь насчет поездки в Борнмут завтра, чтобы лично познакомиться с забавным перцем?
Никакой реакции. Я этого не ожидал.
– Том, – она делает паузу, – это не очень хорошая идея. Ты очень милый и все такое. И я рада, что ты нашел подходящий пиджак.
– Но? Существует огромное «но», так?
– У тебя своя жизнь. Я прекрасно могу понять, почему ты больше не хочешь детей…
– Прости?
– Тебе это больше не надо. Твоя карьера вошла в новое…
– Я ничего не говорил про детей.
– Ты сменил род своей деятельности. Новое начинание на новом континенте…
– Я ничего не говорил про детей.
– Ты сказал, что не хочешь ребенка.
– Когда?
– Ты сказал, что на самом деле нет, но думаешь, что мне обязательно нужно завести ребенка.
– Я совершенно точно не говорил этого.
– Я совершенно точно слышала тебя, Том. Только что. Около минуты назад.
Наступает долгая пауза, пока до меня мучительно долго доходит, в чем
