До вчерашнего дня Прхала испытывал презрение к русским, особенно к земским, общественным и эсеровским деятелям, ненавидел, но побаивался красных – те умели добиваться своего, а сейчас стали очень реальной и поистине неотвратимой страшной угрозой. Час назад ему доложили по телеграфу – авангард 30-й красной дивизии с ходу атаковал Нижнеудинск. И сейчас полковнику впервые стало страшно – из донесения выходило, что численность большевиков, по меньшей мере, вдвое превосходит его 3-ю дивизию.
Он обеспечил отход эшелонов, как смог, – арьергард составляла 2-я бригада в пять батальонов пехоты при трех батареях и потрепанном в недавнем бою кавалерийском дивизионе. Добрая половина вверенной ему дивизии, да еще усиленная пятью бронепоездами и румынским полком – шесть тысяч солдат при сотне пулеметов и трех десятках орудий.
Прхала сильно рассчитывал на пушки, но сейчас «последний довод королей» впервые не сработал – красные по проселкам начали обходить город, и пройдут сутки, в лучшем случае двое, и нужно уводить бригаду от неизбежного окружения и гибели. И все из-за этих проклятых союзников – трусливые поляки не стали драться под Канском, их дивизия, более сильная, чем его, капитулировала. Сербы частью сдались, частью сбежали вперед с белыми, а румын вдребезги разбили под Тайшетом.
– Ваши офицеры напрасно пожадничали, полковник. И теперь нижнеудинские склады вам придется оставить красным в качестве богатого трофея, – Прхала вздрогнул от неожиданности – русский генерал словно прочитал его мысли. Но дальнейшие слова Каппеля ошеломили, он напрямую высказал то, о чем чех старался не думать.
– С вами не будут вести фронтальные бои, зачем красным такие глупости, они многому научились на войне, да и офицеров царского Генштаба у них не меньше, чем у нас, – в голосе Владимира Оскаровича на мгновение просквозила легкая грусть. – Ваши эшелоны будут обтекать, как обошли их мы. И лишь затем, когда вы размажете свои роты по железнодорожным путям, как кашу по тарелке, ваши части уничтожат одну за другой. Дорога забита эшелонами, пропихнуть которые вы просто не в состоянии, так что вашим солдатам придется оставлять обжитые вагоны и передвигаться пешим порядком. С детьми и семьями – далеко ли вы уйдете, позвольте спросить? Кругом партизаны, да и преследовать вас станут намного энергичнее!
Прхала хотел возразить резкостью, но, встретившись с глазами Каппеля, которые, несмотря на демонстративно спокойный тон, прямо полыхали яростным пламенем, смешался. Он еще вчера испытывал некоторое уважение к белым, рядом с которыми воевал на Волге, хотя они и влачили теперь жалкое существование, собственноручно погубив свою государственность, притом имели войск намного больше, чем красные.
Но теперь появился страх!
– Ваше командование сделало все, чтобы спасти корпус и то неимоверное число набитых имуществом вагонов, что вы стараетесь вывезти из Сибири. Заключило соглашение с Политцентром, передало ему Верховного правителя адмирала Колчака и золотой запас нашей страны и в дополнение помогло иркутским «товарищам» перебросить сюда довольно многочисленный отряд красных. Хотя, освобождая пути, могло бы пропихнуть до Черемхова десятка два эшелонов вашей дивизии. С чего бы это такая предупредительность со стороны генерала Сыровы?
Прхала ничего не ответил на этот вопрос, потому что осуждать действия своего начальства перед командующим чужой армией – дурной тон для любого военного, который после такого шага не достоин носить погоны. Но была еще причина: сам полковник высказался бы еще резче – интересы Чехии должны соблюдаться, но никак не откровенным предательством своего союзника. Но что может сделать простой офицер, когда идет большая политика, в которой, судя по всему, белых списали со счетов?
– Ваши деятели крупно ошиблись, полковник, – Прхала заметил снисходительную улыбку Каппеля – ему показалось, что тот читает его мысли как открытую книгу. – И пусть вместо эсеров сейчас ВРК, они продолжают делать уступки. Опять, я их не осуждаю при вас, понимаю, что политика грязное дело, тем более такая. Вот только договариваться сейчас с большевиками поздно – 5-я армия, что так настойчиво преследует нас от Красноярска, на соглашение с вами пойдет лишь в одном случае…
– В каком?
Прхала не выдержал тяжелой паузы, которую создал русский главком, может быть, умышленно, налив себе в чашку горячего чая из самовара и бросив в кипяток кусок колотого сахара.
– Они должны быть полностью уверены, что Иркутск с его запасами и золотым эшелоном останется в их власти. А дать такую гарантию вы не сможете, и знаете почему?
Пауза снова возникла, тягучая и волнительная, но на этот раз чех промолчал. Он был словно придавлен насмешливым, но неожиданно ставшим тяжелым и страшным взглядом русского генерала. А тот четко, разделяя каждое слово, медленно произнес:
– Потому что на этот счет у нас свое мнение, и не пройдет недели, как вы в этом убедитесь! Если потребуется, мы расколотим красных в Иркутске вдребезги, и нет такой силы, что нас остановит!
Юго-западнее Зимы,
командир Ижевского конного полка
полковник Ефимов
– Быстрей, братцы, поспешай!
Услышав последнее слово, Авенир Геннадьевич невольно усмехнулся. Поход от Щегловской тайги до Нижнеудинска запомнился полковнику совершенно иным – вытянутые в дебрях бесконечные колонны саней, скрипящие на снегу полозья и постоянные выкрики ездовых – «понужай». Вот так и «понужала» белая армия, стремительно уменьшаясь от смертей, тифа, сдавшихся в плен, отставших в дороге.
Два месяца назад его полк насчитывал семь с половиной сотен офицеров и солдат, а сейчас и половины не наберется. Нет, в боях погибли не многие, да и засады партизан не нанесли серьезных потерь, а про дезертиров и говорить смешно. Не для того восстали рабочие Ижевского оружейного завода против большевиков, чтоб на их сторону перебегать, а потому красная агитация ни на них, ни на воткинцев совершенно не действовала. Зато число пропагандистов, радеющих за Советскую власть, моментально уменьшалось – их сразу убивали, даже не выслушивая.
Тиф – вот причина несчастий!
От дивизии едва восемь сотен человек могли держать оружие в руках, еще больше лежало на санях, мечась в бреду. Но все продолжали идти вперед, прорываясь в заветное Забайкалье, надеясь хоть там немного отдохнуть. Рабочие не являлись какими-то бесстрашными былинными героями, они были просто людьми, желающими выжить. Но не бежали, спасая свои шкуры, а шли вместе, плечо к плечу, страшась не столько погибнуть, сколько остаться в полном одиночестве, без поддержки друзей и боевых
