— Но я опять скажу, увлечение увлечению — рознь, — повторил уже слова жены Александр Львович.
— Ах, черт возьми! — уже рассердился старик. — Да что же постыдного в его увлечениях? Вот, моим героем был Ринальдо Ринальдини[15], а героем Ивана Михайловича еще того хуже — свирепый Шиндерганнес[16]. Ну, и что же? Это не помешало мне честно сослужить мою службу царю и отечеству, а Ивану Михайловичу сделаться не только одним из самых блестящих генералов, но и видных администраторов. И чем же его герой хуже… как его там зовут?
— Шерлок Холмс! — подсказала Лидия Николаевна.
— Ну да, так вот, этот Шерлок Холмс, ну чем же он хуже Шиндерганнеса?
— Detective, — вздохнула Лидия Николаевна.
— Сыщик, — в тон ей проговорил ее муж.
— Ах, все это слова, слова и слова! Ну, что такое detective, сыщик? А твой фениморовский «Следопыт?» Разве не такой же сыщик? — горячился генерал, обращаясь к сыну и совершенно забывая, что тот только что отрекся от всех куперовских героев. — Я вот прочитал этот роман, который вы отобрали у Левушки, как он там… черт его… называется? «Собака» какая-то. Ну, и что ж, ну, и нашел, что этот Шерлок Холмс прямо-таки молодчина! Умный, ловкий! Да этого мало! Еще и храбрый к тому же.
— Да, в современной Англии detective является героем! — вставил Александр Львович.
— Что ж такого? Раз разрушители порядка могут быть героями, то почему же охранителей его не считать таковыми же?
— Сыщик и герой — как-то плохо вяжется одно с другим, — с презрительной гримасой проговорил Александр Львович.
— Ах, господа либералы! Господа либералы! Какие же вы все, однако, консерваторы! — буркнул старик и сердито принялся размешивать сахар в поданной ему чашке кофе. — Для вас ярлычок, кличка — это все! Надели вам на глаза шоры, и не смей смотреть ни направо, ни налево! И как мало кличек-то у вас, как мало ярлычков! Удивительно это облегчает дело! Да, но и суживает мысль! Не забывайте вы этого, пожалуйста! Суживает мысль! А мысль должна быть свободна! Вот что-с!
— Кто же с этим спорит? — усмехнулся сын.
«Ты споришь», — хотел было сказать старик, но махнул рукой и замолчал.
— Видеть в ребенке развивающуюся страсть к раскрытию тайн — крайне несимпатично! — медленно заговорила Лидия Николаевна.
Но генерал не дал ей договорить.
— Пытливый ум! Пытливый ум — вот и все-с! — почти закричал он. — Что такое раскрытие тайн? Все мы должны стремиться к раскрытию тайн природы, тайн непостижимого, тайн неведомого, тайн просто даже незнакомого нам. Это только свидетельствует, что у мальчика пытливый ум — вот и все!
— Ну, с этим пытливым умом можно далеко дойти! — усмехаясь, заметил Александр Львович.
Генерал сердито взглянул в его сторону и опять замолчал.
Наступила довольно томительная и долгая пауза, как это часто бывает у собеседников, не понимающих друг друга; а они, т. е. старый генерал и его сын, видный петербургский чиновник, вместе с его женой, видимо, совсем не понимали друг друга. Старик чувствовал, что он горячится, и, желая перевести разговор на другую тему, навел ее опять на тот же вопрос.
— Я не понимаю, — заговорил он, поглядывая на старый, тенистый сад, развертывавшийся сейчас же перед верандой. — Не понимаю, зачем вы отказали этому англичанину? Он мне очень нравился. Бравый малый!
— С этим я не спорю, — сказал Александр Львович, — но, во-первых, мы ему не отказывали, а он сам пожелал вернуться в Лондон…
— Прибавили бы жалованья, так остался бы! — буркнул генерал.
— А во-вторых, — продолжал Александр Львович, пропуская замечание отца мимо ушей, — он был недостаточно образован для своей роли. Левушка растет, и ему нужен более интеллигентный собеседник.
— Не знаю, может быть, может быть! Знаю только, что прошлым летом, когда вы гостили у меня, я был им очень доволен. Он выучил Леву ездить верхом, отлично плавать, был с ним постоянно на воздухе, и ребенок замечательно окреп и развился за прошлое лето. А нынче вы моего внука опять мне привезли каким-то заморышем.
— Да, мистер Футвой очень хорошо влиял на физическое развитие Левы, но духовное… — начала было Лидия Николаевна.
Но на этот раз уже муж перебил ее.
— Теперь мы взяли ему русского молодого человека, и я не думаю, чтобы поступили опрометчиво, — заговорил он. — Конечно, русский лучше откроет ему и сущность русской жизни, и сердце русского народа. А его теперешний наставник, Хоботов, сам вышел из этого народа, и беседы его, конечно, для Левушки будут полезнее, чем чтение романов Конан-Дойля.
— Может быть, может быть! — как бы сдавался генерал и, допив вторую чашку кофе, он встал и, сказав: «Ну, теперь я пройдусь!» — стал спускаться с веранды в сад бодрой походкой хорошо сохранившегося старика.
II— Де-е-д! — крикнул ему звонкий детский голосок из глубины густой аллеи.
Глаза старого генерала заиграли ласковой улыбкой.
— Лева-а! — откликнулся он в тон бежавшему к нему навстречу худенькому мальчику лет двенадцати, и сейчас же запел:
«Uncle Bill, how do you do?»
— I am very well and how are you?[17] — пропел ему в ответ Лева и, подбежав к деду, схватил его за руку.
Песенку эту и старика, и внука его выучил петь еще в прошлом году англичанин Футвой, и оба они, сколько бы раз на дню ни встречались, приветствовали неизменно друг друга этими словами.
— Ну, что, играешь? — спросил генерал.
— Играю, — весело отозвался мальчик.
— В «Следопыта»?
— Нет, — как-то загадочно улыбнулся Лева и, в такт шагу раскачивая руку деду, пошел с ним рядом.
— Ну, а во что же? — спросил тот.
— Это только тебе на ухо, — шепнул мальчик и поднялся на цыпочки.
— Да не надо! Я и так знаю.
— А ну?
— В Шерлока Холмса.
Мальчик расхохотался.
— Ты замечательный угадчик, дед! Из тебя бы вышел прекрасный…
— Detective? — договорил за него генерал.
— Yes, — подтвердил Лева.
Они в это время
