— Каков? — спросил генерал внука, когда они отошли настолько от молодого человека, что он не мог бы их расслышать.
— Он хороший, — серьезно заговорил двенадцатилетний Левушка. — Знаешь, дед, он очень честный и серьезный.
— А тебе с ним не скучно?
— Нет, — ответил, подумав немного, мальчик.
— Ну, а с Футвоем веселее было?
— Ну! Футвой! Футвой был молодец! Он был такой же маленький, как я.
— Как, такой же маленький? — остановил его дед. — Он был ростом выше меня!
— Ростом-то он был длинный! Но, понимаешь, он был шалун! И когда он играл со мной, то, понимаешь, играл совершенно так же серьезно, как и я.
— А этот не играет?
— О, нет! Павел Федорович умный! Да ведь и мне уже пора переставать играть, потому что…
Но мальчик вдруг оборвался и, шепотом сказав: «Стой!» — присел на корточки.
— Ты что это? — спросил его дед, тоже нагибаясь над чем-то, что рассматривал Левушка.
— Ты видишь это? — спросил мальчик.
— Вижу.
— Что это такое?
— Это? Это, кажется, кусок навоза.
— Верно, — подтвердил Левушка и, глядя снизу на деда, спросил: — Ну, и что же из этого следует?
— Не знаю, — пресерьезно ответил тот.
— А видишь ли, из этого следует, что по саду проходил кто-то со скотного двора и занес сюда на каблуке кусок навоза.
— Почему ж на каблуке, а не на чем-нибудь другом?
— Потому что на этом кусочке навоза есть отпечаток каблука, — объяснял Левушка.
— Верно, — подтвердил дед и потом, как бы сообразив что-то, спросил: — А почему ты думаешь, что со скотного двора? А может быть, это кто-нибудь из деревни был?
— Нет, это был со скотного двора, — настаивал Левушка, — потому что деревня отсюда далеко, и навоз должен бы был совершенно просохнуть, а он совсем свежий! А скотный двор в двух шагах отсюда.
— Ну, и что же из этого следует? — в свою очередь спросил генерал.
— А из этого следует, что его нужно искать в числе лиц, бывших приблизительно в это время на скотном дворе.
— Кого «его»? — спросил генерал.
— Ах, Боже мой! Ну, конечно, того, кто совершил преступление, — нетерпеливо уже ответил Левушка.
— А разве кто-нибудь уже совершил преступление?
— Ну, конечно, нет! Но я тебе говорю так, на всякий случай! Как нужно искать, — заключил Лева и, поднявшись на ноги, зашагал опять рядом с дедом, размахивая в такт его рукой.
А старик думал:
«Пытливый ум и большая наблюдательность! Теперь вот он их развивает на вздоре, на пустяках, а впоследствии — кто знает — как это ему пригодится!»
— Послушай, дед! — заговорил мальчик после небольшого молчания. — Скажи, разве это предосудительно быть Шерлоком Холмсом?
— Что за вздор! Конечно, нет! — уверенно ответил генерал. — Не будь Шерлоков Холмсов, сколько бы преступлений осталось нераскрытых. И эти люди — они стражи общественного порядка.
— А ведь это необходимо, чтобы все преступления были открыты? — продолжал допытываться Левушка.
— Конечно, это очень желательно.
— Ну, а почему же и папа, и мама, и вот Павел Федорович — все так нехорошо говорят о сыщиках?
«Потому что они ничего не понимают», — хотел сказать старик, но не сказал, а оставил этот вопрос Левы без ответа.
— Ну, вот, например, кто-нибудь кого-нибудь убил, и я найду преступника, открою его. Ведь это хорошо?
— Хорошо, — подтвердил генерал.
— Ведь он должен же понести свое наказание?
— Должен.
— Ну, вот! А папа, мама, и Павел Федорович — все говорят, что это не мое дело. Почему не мое? Чье же это дело? Ведь вон Шерлок Холмс открыл «Собаку Баскервилей» и поймал преступника. И что же, нужно за это его презирать? Ты знаешь, дед, это я тебе говорю из английского романа. Может быть, этого совсем не было, но если б это было, вот совершенно так же, как это написано? Разве detective Шерлок Холмс поступил нехорошо?
— Какой вздор, конечно, хорошо! — сказал генерал, чувствуя почему-то, что ему самому на этот раз не хочется продолжать этот разговор.
И он, чтобы замять его, сказал:
— Ну, а на почту, Лева, сегодня поедешь?
— Да, да! Непременно. Мы с Павлом Федоровичем верхом поедем.
— Ну, и великолепно! Я тебе письмо дам, которое ты сдашь в конторе. И я думаю, что вам скоро нужно ехать.
И они повернули назад.
IIIОт усадьбы Буртасова до уездного городка было всего две с половиной версты, и Лева со своим учителем каждый день около шести часов вечера ездили туда верхом на почту. Первых полторы версты нужно было проехать густым Буртасовским лесом, а последнюю версту дорога шла городским выгоном и огородами.
Лева ехал на хорошеньком аренсбургском клеппере[18]. Он ловко сидел в седле, уверенно держал поводья, и его рыжий конек грациозно переставлял свои стройные ноги.
Учитель Левы, Павел Федорович Хоботов, грузно сидел на буром, толстогривом приземистом иноходце.
Проехав первую версту от усадьбы полной рысью, они переменили аллюр и пустили лошадей шагом. Хоботов снял фуражку и вытирал выступивший у него на лбу пот. А Левушка ехал, как всегда, зорко осматриваясь по сторонам.
В лесу было тихо, только меланхолическая трель иволги переливалась где-то в глубине.
— А дед сказал, что это хорошо! — как бы отвечая на свои мысли, вдруг заговорил Лева.
— Это вы насчет чего? — спросил Хоботов своим молодым, хрипловатым баском.
— Я про Шерлока Холмса, — пояснил Лева.
— А! Все про то же самое! Да кто ж вам говорит, что это худо? Хороший сыщик такая же необходимая единица в общем порядке управления, как и хороший прокурор, только это непочтенно.
— Как, и прокурором быть непочтенно? — удивился Лева.
— Нет, я не про прокурора, я про сыщика. Прокурор — это совсем особь статья, — поправился учитель.
— Да, почему же сыщиком быть непочтенно?
— А потому, что сыщик… сыщик… — подбирая слова и с видимой неохотой говорил Хоботов, — сыщик действует не открытыми средствами, а исподтишка, сам ничем не рискуя…
— Ну, уж извините! — горячо перебил его Лева. — Шерлок Холмс всегда рисковал своей жизнью и ничего не боялся — ни опасности, ни смерти! И
