— Садись, не бойся, — с улыбкой пригласил он.
Фермин заметил перед собой поднос, на котором стояло парующее блюдо с большим куском мяса, горошком и картофельным пюре, сдобренным сливочным маслом.
— Это не мираж, — ласково промолвил господин комендант. — Это твой ужин. Надеюсь, тебе понравится.
Фермин, не видевший такого чуда с июля 1939 года, с жадностью набросился на еду, опасаясь, что она может исчезнуть в любой момент. Господин комендант с презрением и брезгливостью наблюдал за тем, как он ел, маскируя свои чувства застывшей улыбкой, прикуривая одну сигарету от другой и поминутно приглаживая набриолиненные волосы. Едва Фермин расправился с ужином, Вальс велел охранникам удалиться. С глазу на глаз господин комендант отчего-то показался арестанту более опасным и зловещим, чем в присутствии вооруженной охраны.
— Фермин, верно? — небрежно спросил Вальс.
Фермин несмело кивнул.
— Наверное, ты недоумеваешь, зачем я тебя вызвал.
Фермин заерзал на стуле, пожимая плечами.
— Тебе не о чем беспокоиться. Совсем наоборот. Я велел привести тебя, поскольку желаю улучшить твои жизненные условия, а дальше, как знать, может, и удастся пересмотреть твой приговор. Ведь мы оба знаем, что обвинения против тебя несостоятельны. Но настало смутное время, мир перевернулся, и порой праведники расплачиваются за грешников. Такова цена национального возрождения. Но, оставив в стороне общие рассуждения, я хочу, чтобы ты понял, что я в таком же положении, как и ты. Я тоже в некоторой степени стал пленником этого замка. Полагаю, мы оба мечтаем выбраться отсюда как можно скорее, и мне пришло в голову, что мы могли бы помочь друг другу. Сигаретку?
Фермин смущенно взял сигарету.
— Если не возражаете, я приберегу на будущее.
— Конечно, бери. Оставь себе всю пачку.
Фермин положил пачку сигарет в карман. Господин комендант склонился к столу, растянув губы в улыбке. «В зоопарке есть в точности такая же змея, — подумал Фермин, — но она ест только крыс».
— Как ваш новый сокамерник?
— Сальгадо? Замечательно.
— Не знаю, в курсе ли ты, но этот мерзавец до того, как его посадили в тюрьму, был грабителем и наемным убийцей коммунистов.
Фермин покачал головой:
— Сальгадо утверждал, что он синдикалист.
Вальс издал короткий смешок.
— В мае тридцать восьмого он в одиночку проник в частный дом семьи Вилахоана на бульваре Бонанова и уничтожил всех, включая пятерых детей, четырех девушек и старуху восьмидесяти шести лет. А знаешь, кем были Вилахоана?
— Наверное…
— Ювелирами. В момент совершения преступления в доме хранилась сумма в двадцать пять тысяч песет в драгоценностях и чеканной монете. Знаешь ли ты, где эти деньги теперь?
— Не знаю.
— И никто не знает. Известно лишь то, что товарищ Сальгадо решил не отдавать ценности пролетариям и припрятал их, чтобы зажить припеваючи после войны. Что ему не удастся, поскольку мы будем держать его до тех пор, пока он не запоет или пока твой друг Фумеро в конце концов не искромсает его на мелкие кусочки.
Фермин кивнул, уяснив ситуацию.
— Я заметил, что на левой руке у него не хватает пальцев и он как-то странно ходит.
— Однажды попроси его снять штаны и увидишь, что у него не хватает еще кое-каких частей, которые он потерял по ходу дела исключительно из-за упорного нежелания признаваться.
Фермин проглотил комок в горле.
— К твоему сведению, лично у меня подобные дикости вызывают отвращение. И это одна из двух причин, побудивших меня отдать приказ перевести Сальгадо в твою камеру. Ибо я считаю, что в разговорах люди раскрываются. И потому я хочу, чтобы ты выведал и рассказал мне, где он припрятал трофей из дома Вилахоана, а также всю добычу от грабежей и преступлений, совершенных им в прошлые годы.
У Фермина душа ушла в пятки.
— А другая причина?
— Вторая причина в том, что ты, как я заметил, в последнее время подружился с Давидом Мартином. К чему я отношусь весьма положительно. Дружба является ценностью, которая облагораживает человеческое существо и способствует реабилитации заключенных. Не знаю, известно ли тебе, что Мартин — писатель.
— Что-то я такое слышал.
Господин комендант пронзил Фермина ледяным взглядом, но улыбался по-прежнему доброжелательно.
— Дело в том, что Мартин неплохой человек, но он во многом заблуждается. В частности, он наивно полагает, что обязан защищать неподходящих людей и хранить сомнительные тайны.
— Но ведь он человек со странностями, ему разные мысли в голову приходят.
— Разумеется. И я рассудил, что, пожалуй, весьма неплохо, что ты находишься рядом, все примечая и внимательно слушая, и можешь рассказать мне, о чем он думает, что он говорит и чувствует… Уверен, он обсуждал с тобой нечто важное, привлекшее твое внимание.
— Ну конечно! Раз уж господин комендант завел об этом речь — в последнее время Мартин часто жаловался на чирей, вскочивший в паху из-за того, что натирают трусы.
Господин комендант тяжело вздохнул, слегка покачав головой. Он явно устал, прилагая титанические усилия, чтобы выдержать любезный тон с ничтожеством.
— Послушай, чучело, мы можем решить вопрос так или иначе — по-хорошему или по-плохому. Я склонен проявлять сдержанность, однако мне достаточно взять телефонную трубку, и твой дружок Фумеро примчится сюда через полчаса. Мне рассказывали, что в одной из камер в подвале, помимо паяльной лампы, он теперь держит ящик со столярными инструментами, которыми выстругивает всякие финтифлюшки. Ты меня понял?
Фермин сцепил руки, стараясь скрыть дрожь.
— Прекрасно понял. Простите, господин комендант. Я очень давно не ел мяса, наверное, белок ударил мне в голову. Такого больше не повторится.
Господин комендант снова заулыбался и продолжал как ни в чем не бывало:
— Особенно мне интересно услышать, упоминал ли Мартин когда-нибудь о кладбище книг, забытых или мертвых, или как-то так. Хорошо подумай, прежде чем ответить. Мартин говорил тебе хоть раз о подобном месте?
Фермин покачал головой.
— Клянусь вашей милости, что в жизни не слышал об этом кладбище ни от Мартина, ни от кого-то другого…
Господин комендант лукаво подмигнул ему.
— Я верю. И не сомневаюсь, что, если он коснется этой темы, ты все мне расскажешь. Если же он так и не начнет откровенничать, ты сам проявишь любопытство и разузнаешь, где это кладбище находится.
Фермин поспешно закивал.
— И еще одно. Если Мартин вдруг поведает тебе о важном поручении, которое я дал ему, убеди его, что для его собственного блага, а также ради известной дамы, чьи достоинства он ценит весьма высоко, ради супруга и сына этой дамы ему следует выложиться полностью и написать шедевр.
— Вы имеете в виду сеньору Исабеллу? — спросил Фермин.
— О, полагаю, он рассказывал о ней… Видел бы ты ее, — сказал комендант, протирая очки носовым платком. — Молоденькая, свеженькая, как гимназисточка, кровь с молоком… Знал бы ты, сколько раз она сидела там, где сидишь сейчас ты, и просила за бедного несчастного Мартина. Не буду
