Я подошёл ближе. Кристалл тихонько гудел и искрился, как может искриться шерсть в сухом воздухе.
— Не трогай, — предупредила волшебница, и я опустил руки.
Внутри, сквозь многочисленные грани, различалась выемка — узкая и длинная. При хорошем воображении её можно было принять за ложе.
— Неужели ваши сновидящие должны… засыпать? — удивлённо прошептал я. — В нём?
Королева не откликнулась. Она тоже смотрела на кристалл, и искры будто льнули к ней.
Я наугад поинтересовался, какие способности у неё. Она сновидящая? Поэтому живёт в таком дворце?
Волшебница повернулась.
— Это твой второй вопрос?
Я замешкался — не стоило, наверное, тратить все вопросы на такую чепуху, как способности королевы. Вот если канцлера…
— Идём, — бросила королева, не дождавшись моего ответа.
И мы отправились обратно — ещё быстрее, чем раньше.
Я обернулся, когда дверь в залу (башню?) с кристаллом закрывалась. И увидел, Элиас, две странные вещи. Даже не увидел — мне показалось, так что я не стал упоминать о них в рапорте. Но я уверен, они были: девушка, стоящая у кристалла — точь-в-точь королева. И возвышение в центре схемы, на которое не обратил внимания раньше. Оно напоминало жертвенник.
Второй вопрос, Элиас, я всё-таки потратил впустую. Но не давал он мне покоя.
Вечером — во внеурочно-позднее время к нам вдруг нагрянул Ален, консорт. Не в себе уж точно — одет небрежно, взволнованный, задыхается. Не замечая меня, бросился к королеве — та оторвалась от своей любимой книги и скучающе глянула на супруга.
Ален упал перед ней на колени и, заикаясь, принялся просить — как я понял, за кого-то из своих друзей. Или близких? То ли приглянулся этот «кто-то» канцлеру (а, может, и не ему), то ли ещё что, но по виду консорта ясно было, что случилось что-то ужасное.
Королева молча выслушала и поскучнела ещё больше. Откинулась в кресле, закрыла глаза — тут как раз на помощь прибыл Саймон и увёл беспомощно оглядывающегося принца. Королева же посидела, закрыв глаза, с полчаса, потом зевнула, села ровно и взялась за книгу.
Я поинтересовался, что случилось. Получил в ответ: «Это твой второй вопрос?» и счёл за лучшее промолчать.
Через час консорт ворвался снова, бухнулся перед королевой на колени и — довольно униженно — благодаря, попытался поцеловать ей руку. Волшебница поморщилась, а Алена снова увёл Саймон.
Я смотрел на неё, вспоминал слова Алена про «все они чокнутые» и думал, что королева тоже чокнутая, но очень по-своему.
— Почему ты на меня так смотришь? — раздражённо поинтересовалась она, а я вдруг выпалил:
— Почему у вас нет рабов? Настоящих, как у остальных волшебников.
Волшебница закатила глаза с видом «сговорились вы, что ли?». И ответила то же, что и канцлеру:
— Потому что я их слышу.
Я усмехнулся и заметил, что рабам наверняка можно приказать не шуметь.
— Дурак, — поморщилась королева. — Я слышу их чувства. Им можно приказать не думать — но не чувствовать! И к тому же, ещё никто не придумал заклинание покорности, у которого не было этого маленького побочного эффекта: часть сознания остаётся свободной. Ты представляешь, как она вопит от боли и ужаса? Вот её я-то и слышу — и слишком отчётливо, чтобы терпеть.
«А остальные?» — недоумевал я. Они что, не слышат?
Королева рассмеялась.
— А я тут самая сильная, а значит, самая чувствительная. Нет. Так — не слышат.
Я поймал её взгляд и быстро спросил: если бы она не слышала, это что-нибудь бы изменило?
— А ты, человек? Если бы у тебя была возможность получить волшебника в рабы, ты бы ею воспользовался?
Я не смог ей ответить, и она, довольная, снова взялась за книгу. Посмотрела на неё, отбросила и объявила, что у неё болит голова, и она идёт спать.
Я думал, что она уже ушла, и потому тихо, но всё равно вслух поинтересовался, зачем в мире вообще есть магия, если от неё одни ужасы. От того же меча хотя бы польза есть — он и защищать может. А магам волшебство служит только чтобы укрепить их власть — и извращённо ею пользоваться.
— То есть добру магия не служит? — остановившись в дверях, спокойно уточнила королева.
Я ответил, что есть, конечно, бытовая магия. Но если за неё надо отдавать детей, то какое же это добро?
— То есть волшебство — это извращённая, уродливая форма власти? — королева смотрела на меня в упор, и я опомнился. Но извиниться не успел — она фыркнула своё обычное: «Дурак» и захлопнула дверь.
Элиас, меня уже достал этот проклятый диван. И фыркающая королева. И, чувствую, после моей сегодняшней реплики, меня ждёт очередная пытка скукой.
Помолись за меня, что ли?
Твой,
Р.
* * *21-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,
Королевство Кармина
Элиас,
рисую солнечных зайчиков. Они такие — длинноухие и светятся. Для свечения пользуюсь королевиной пудрой — она вроде не против. Ни королева, ни пудра. Ты тоже думаешь, что я спятил?
Ха, ты ещё эту коронованную ведьму не видел. Сидит на коленях перед тем креслом в дальнем углу, которым меня ещё в самом начале пугала, и разговаривает. То ли с креслом, то ли с мистическим двойником. Вот, уже целый день общаются. Продуктивно — если судить по тому, сколько бумаги королева извела. То сидит, бормочет. То к столу кидается, писать что-то начинает, схемы какие-то чертит. Вообще, говорят, ум за разум когда заходит, и не такое бывает. Лично я стараюсь быть незаметным. Ещё утром меня всё это пугало — сейчас хочется обсыпать королеву её светящейся пудрой, если сунется.
Около полудня заходил Саймон с ежедневной кипой документов. Поглядел на с жаром спорящую с креслом королеву, пожал плечами и преспокойно положил документы на стол, как обычно. На мой — вполне закономерный — вопрос также спокойно ответил, что «это нормально».
Кажется, таким макаром ещё через недельку-две я сам к канцлеру в гарем попрошусь.
Элиас, а ну как королева кусаться начнёт? А ну как
