Сплавленная парировала следующие несколько атак, а затем увернулась от плетений.
Меч злился все сильнее:
Уничтожить, уничтожить, уничтожить!!!
Черные вены начали оплетать запястье Сзета, подкрадываясь к предплечью.
Сзет ударил снова, но она опять ускользнула, двигаясь по земле, как будто законы природы не имели над нею власти. Другие солдаты навалились на него кучей. Шинец, продолжая сеять среди них смерть, почувствовал нарастающую боль в руке.
Ясна остановилась в шаге от Ренарина. Теперь она отчетливо слышала его шепот:
– Отец. О, отец…
Юноша повел головой из стороны в сторону, глядя на что-то невидимое.
– Он зрит не то, что есть, но то, что будет, – подсказал Айвори. – Ясна, это сила Вражды.
– Тальн, – прошептала Эш, преклонив перед ним колени. – О, Тальн…
Вестник смотрел вперед темными глазами.
– Я Таленель’Элин, Вестник войны. Вот уже совсем близко Возвращение, Опустошение…
– Тальн? – Женщина взяла его за руку. – Это я, Эш.
– Мы должны подготовиться. Вы наверняка многое забыли…
– Пожалуйста, Тальн.
– Калак научит вас отливать бронзу…
Он продолжал повторять одни и те же слова снова и снова.
Каладин упал на колени на холодном обсидиане Шейдсмара.
Вокруг спускались Сплавленные – шесть фигур в блестящей хлопающей одежде.
У него была одна слабая надежда. Каждый Идеал, который он произносил, приводил к всплеску силы и мощи. Он облизал губы и попытался прошептать:
– Я… Я буду…
Он подумал о потерянных друзьях. Мэлоп. Джакс. Бельд и Педин.
«Скажи это, забери тебя буря!»
– Я…
Род и Март. Мостовики, которых он подвел. А до них – рабы, которых он пытался спасти. Гошель. Нальма, пойманная в ловушку, как зверь.
Рядом с ним появился спрен ветра, словно линия света. Потом еще один.
«Единственная надежда. Слова. Произнеси Слова!»
– О Мать! О Культивация! – кричал Виндль, пока они смотрели, как убийца пробивается через войско. – Что мы наделали?
– Направили его в другую сторону от нас, – бросила Крадунья, сидя на валуне и взирая на происходящее широко распахнутыми глазами. – Предпочитаешь, чтобы он был рядом?
Виндль продолжал хныкать, и Крадунья, в общем-то, его понимала. Этот тип в белом творил великое смертоубийство. Конечно, в красноглазых, похоже, не осталось и толики света, и все же… вот буря!
Она потеряла из виду паршунью с самосветом, но, по крайней мере, армия отхлынула от Сзета, и ему не приходилось столько убивать. Он споткнулся, замедлился, а потом упал на колени.
– Ой-ой.
Крадунья призвала Виндля в виде жезла на случай, если убийца лишился своего лядащего ума – того, что от него осталось, – и нападет на нее. Она соскользнула с валуна и помчалась к Сзету.
Он держал перед собой необычный осколочный клинок. Тот продолжал истекать странной черной жидкостью, которая струилась к земле и испарялась. Рука воина почернела.
– Я… – проговорил Сзет. – Я потерял ножны…
– Брось меч!
– Я… не могу, – выдавил он сквозь зубы. – Он держит меня, питаясь… моим буресветом. Скоро он поглотит меня самого.
Бурябурябурябуря!
– Точно. Точно. Э-э-э… – Крадунья огляделась по сторонам. Армия текла в город. Вторая каменная тварь топала через Древний округ, давя здания на своем пути. Далинар Холин все еще стоял перед проломом. Может… может, он сумеет помочь?
– Ага, щаз, – сказала себе Крадунья.
– Убейте мужчину, – велел капитан, державший Навани, взмахом руки указывая на старого Кмакла, мужа Фэн. – Он нам не нужен.
Фэн закричала сквозь кляп, но ее держали крепко. Навани осторожно высунула пальцы из защищенного рукава и коснулась переключателя на фабриале на другой руке. В передней части устройства, чуть выше запястья, выдвинулись маленькие выступы.
Кмакл изо всех сил пытался подняться. Похоже, он хотел достойно встретить смерть, но два других солдата не собирались дарить ему такую честь. Они толкнули его обратно к стене, один вытащил кинжал.
Навани схватила руку мужчины, держащего ее, а затем прижала выступы болевого фабриаля к его коже. Он заорал и упал, корчась в агонии. Один из солдат повернулся к Навани, и она прижала болевой фабриаль к его поднятой руке. Конечно, она проверяла устройство на себе, поэтому знала, что это за ощущения. Как будто тысячу иголок воткнули в кожу, под ногти и даже в глаза.
Второй солдат обмочился, когда упал.
Последний умудрился порезать ей руку, прежде чем Навани и его отправила на землю в спазматических судорогах. Какая досада! Она опять щелкнула переключателем и перестала чувствовать боль от раны. Затем Навани взяла нож и быстро освободила Фэн. Пока королева освобождала Кмакла, Навани перевязала свою неглубокую рану.
– Они скоро придут в себя, – сообщила она. – Возможно, нам стоит разобраться с ними, прежде чем это произойдет.
Кмакл пнул человека, который чуть не перерезал ему горло, а затем приоткрыл дверь в город. Мимо пробежал отряд солдат со светящимися глазами. Вся окрестная территория была заполнена ими.
– Похоже, это наименьшая из наших проблем, – проворчал пожилой консорт, закрывая дверь.
– Значит, вернемся на стену, – решила Фэн. – Может, с высоты увидим союзников.
Навани кивнула, и Фэн повела их наверх. Там они заперли дверь. У нее с обеих сторон были засовы, чтобы преградить путь врагам, захватившим стену, или тем, кто прорвется в ворота.
Навани изучила и оценила возможности. Быстрый взгляд показал, что войска Амарама действительно удерживали улицы. Некоторые группы тайленцев еще сражались в отдалении, но их силы быстро иссякали.
– Клянусь Келеком, бурями и Стремлениями, – пробормотал Кмакл. – Это еще что такое?
Красный туман клубился на северной стороне поля боя, полный кошмарных образов, которые возникали и разрушались. Тени умирающих солдат, скелетоподобных тварей, атакующих лошадей. Зрелище было грандиозное и пугающее.
Но Далинар… Навани не могла отвести взгляда от Далинара. Он стоял один, окруженный вражескими солдатами, обратив лицо к чему-то, что она ощущала очень смутно. К чему-то огромному. К чему-то невообразимому.
И злому.
Далинар словно оказался в двух местах одновременно.
Он увидел, как пересекает затемненный ландшафт, волоча за собой осколочный клинок. Великий князь был на поле перед Тайленом вместе с Враждой, но одновременно – в прошлом – приближался к Раталасу. Подгоняемый кипящим красным гневом Азарта. Он вернулся в лагерь, к изумлению