В ответ пауза в черно-синем сумраке комнаты: Джеймс усваивал сказанное.
– Да, я знаю. Калеба мне оставлять нельзя, – сказал он и вздохнул, смешав выдох с ругательством. Печаль придавала вздоху дополнительный вес. – Умишка у моего мальчугана поменьше, чем у меня, но сердце у него лучше. Добрее. Насчет Долболоба мне сейчас лучше забыть; пускай забирает тот вонючий кабак. Банкротство в списке моих невзгод занимает отнюдь не первое место. Я знаю, что мне полагается делать. Но не могу удержаться от выдумывания способов, что мне такое учудить, чтобы Долболобу стало хреново. Я даже временами задумываюсь, не в этом ли моя высшая мотивация – в неотступном чувстве мщения этому мерзавцу?
– Тебе, конечно, дали отлуп?
– Верно, дали, – согласился Джеймс. – Мне бы впору уподобиться Зенону Китийскому. Слыхал про такого? Основоположник стоицизма. «Эмоции страсти есть результат ошибок в суждениях». Это из него. Да, стоит мне освободиться от тех эмоций страсти, и ошибки в суждениях попросту отпадут сами собой.
Не было ли в этом некой противоречивости? Лео часто ловил себя на таких раздумьях. И все же, как бы оно ни было, слышать о житейских штормах этого человека было некоторым утешением. По сравнению с Джеймсом, положение Лео было вовсе не таким бедственным. Да, у него ломкая психика, на карьеру ему всегда было наплевать, а по жизни он плыл избалованным неудачником. Падким на алкоголь и «травку». Да еще дающим волю своему бурному воображению (чего только стоят те паттерны и смыслы, что виделись ему там, где на самом деле серел лишь обыденный мир, тусклый и сложный для всех мелких грешников). Он был растерян, и растерян глубоко. Но растерянность чем-то связана со смирением, разве нет? А смиренность, говорят, черта положительная. Так что сейчас в темноте он лежал слегка приободренный. Крэк? Статья за преследование подруги? Банкротство? Похоже, он, Лео, затормозил отнюдь не у самого края обрыва.
Наутро, перед завтраком, Лео следом за Джеймсом отправился в подобие рекреации посередине мужского крыла. Джеймс объяснил, что по утрам вновь прибывший проводит среди своих товарищей по излечению направляемую медитацию. Эта процедура входила в общую дневную рутину – накрывание на столы/библиотека/кухня/медитация/подметание внутреннего дворика. Рядом прописывались имена дежурных. Лео туда еще не вставили. Люди сидели на стульях и на полу. «Нельзя только ложиться», – сказал Джеймс. Кое-кто из присутствующих эти правила бесцеремонно нарушал, сонно развалившись на углах диванов. У большинства глаза были заспанные, кое у кого и вовсе закрыты. Один показушник сидел в позе лотоса. Вел медитацию мужчина в шлепанцах, с коком, как у дикой птицы. К своим обязанностям он относился серьезно, вещая голосом Гаррисона Кейллора[35]. Своих слушателей он вел лесистой тропой вдоль тихого берега.
– Вот вода тихо лижет замусоренный берег, сосновые ветви нежно колышутся на утреннем ветерке, – говорил он. Но уже через несколько минут, поистратив запас медитативной образности, он вывел своих спутников на опушку у берега, где на воде их, оказывается, ждал навороченный катер. – «Эллисон Экс-Би 21 Басспро», – набирая обороты, зачастил он. – С суперской гидравликой, джипиэсом на приборной доске, двумя зарядниками, откачкой «Лайвуэлл», откидными консолями, свинговым трейлерным языком, со светодиодами, дисковыми тормозами, масляными втулками, движком «минн-кота про-80» и сдвоенными стеллажами для хранения удилищ. И мы на нем – джжжж!
Было занятно представлять себе все эти навороты. После катерной медитации Лео пошел за Джеймсом в курильню, где пьедесталом возвышалась урна-пепельница, установленная, согласно уложению штата, строго в десяти метрах от помещения. Рядом с пепельницей торчал двухметровый бетонный столб с грязным металлическим кругом возле верхушки. Назначение этого сооружения было для Лео полной загадкой. Что это, камера слежения? Фаллос циклопа?
Джеймс вставил в угол рта женоподобную ментоловую сигаретку, после чего приобнял рукой столб и нажал скрытую с той стороны кнопку. Через несколько секунд грязный металлический круг затлел огненно-оранжевым. Джеймс поднес сигарету к тлеющей поверхности и дымнул.
Это был электрический прикуриватель вроде тех, что в машинах под приборной доской. Безусловно, газовые зажигалки в «Дрожащих соснах» были непозволительной контрабандой. Безусловно, ставка здесь делалась и на препятствование табакокурению, с принуждением курильщиков обнимать бетонный столб, а прикуривая, подсовываться сигаретами к огнедышащему анусу. Но Джеймсу это было абсолютно поровну, отчего Лео проникся к нему уважением еще большим.
– Ой, извини. Ты, наверное, тоже хочешь? – протянул он Лео открытую пачку.
– Не-а, спасибо, – сказал Лео. Дымок от сигареты Джеймса казался грязновато-серым.
– А знаешь, стоики, наверно, не допустили бы, чтобы мы здесь дымили. Может, где-то есть лечебное учреждение для стоиков? Если б я сказал, что стоики – моя высшая мотивация, меня бы, интересно, послали туда?
– Ты думаешь, они вправе кого-то куда-то посылать? – усомнился Лео. – А кстати, люди вообще могут при желании взять и отсюда уйти?
В голове Лео начинал составлять план, как ему выбраться из «Сосен». Сестры, ясное дело, упекли его сюда и на этом успокоились, как и ручечник-доктор. Чувствуется, он просто не хотел перегибать палку; боялся, как бы дело не кончилось чем-нибудь экстремальным вроде лечения электродами.
– Вообще-то это заведение не закрытого типа.
– А почему они все время это выпячивают?
– Наверное, для собственной подстраховки на случай, если кто-то отсюда даст деру. Такое иногда бывает, и возникает напряженность. У нас тут на прошлой неделе гостила настоящая рок-звезда – не совсем первой величины, но все-таки.
Джеймс назвал имя, на которое Лео пожал плечами: он слышал его впервые.
– Барабанщик из «Кожаной флейты», – почтительно сказал Джеймс. – Неужели не знаешь?
Лео кивнул с видом, будто ему это о чем-то говорит.
– Весь из себя в кожаных штанах. Так вот уже после ужина за ним прикатила телка на «Ягуаре» и увезла. Представляешь? У нас потом на эту тему целый коллоквиум был.
– Алё, новенький! – нетерпеливо окликнул кто-то Лео с внутреннего двора. – Ты там куришь или постоять зашел?
– В курильне положено больше двух не собираться, – вполголоса пояснил Джеймс, а крикуну громко ответил:
– Боб, мы тут с Лео общаемся!
– Курилка для курения, а не для общения! – сердито заметил Боб.
– А ты, я вижу, Боб, втайне негодуешь! – отбрил Джеймс примерно так, как поддевают друг дружку торговцы на рынке. – Немедленно занеси это в журнал! Ребята здесь в целом неплохие, – пояснил он Лео. – Так вот и прикалываемся.
Оно и понятно. Уже первые полтора дня пребывания здесь радовали своей забавной сумасшедшинкой – отрадный контраст той пожирающей ненависти к себе и вязкой хмари страха, что изводили Лео последние две недели.
– У них это называется «фантазия», – сказал Джеймс.
Лео не понял, и Джеймс прояснил контекст:
– У них – в смысле у стоиков.
