Но в ответе жнеца Кюри не было и намека на злость.
– Я здесь не потому, что мне нравится роскошь, – сказала она. – Мое присутствие – единственный способ сохранить этот дом.
Декор был родом еще из двадцатого века, – времени возведения этого здания. Единственным намеком на модернизацию служили несколько простых компьютерных терминалов в неприметных уголках. Даже кухня своим интерьером напоминала более ранние времена.
– Пойдем, я покажу тебе твою комнату, – сказала жнец.
Они поднялись по лестнице, левая стена которой была выложена гранитными плитами, а правую, противоположную, занимали бесконечные полки с книгами. На втором этаже находилась спальня жнеца Кюри. Третий этаж занимала спальня поменьше и кабинет. Спальня была меблирована очень скромно, и, как и прочие помещения дома, имела множество окон, одетых в рамы из полированного кедра; окна занимали все четыре стены. Из окон был виден лес, и вид был таков, словно ты сидишь в скворечнике на вершине дерева. Ситре очень понравился вид из окна, и она сразу же возненавидела себя за это.
– Вы же понимаете, что я не хочу здесь оставаться, – сказала она.
– Наконец-то я слышу от тебя хоть какую-то правду, – усмехнувшись, ответила Кюри.
– Кроме того, я знаю, что я вам не нравлюсь. Зачем вы взяли меня в ученики?
Жнец посмотрела на нее холодным взглядом непроницаемых серых глаз.
– Нравишься ты мне или нет, не имеет значения, – сказала она. – Чтобы оставить тебя здесь, у меня есть веские причины.
Она попрощалась, и Ситра осталась в комнате одна.
Ситра уснула незаметно для себя. Она даже не представляла, как была измучена. Она помнила только, что прилегла на постель, на стеганое одеяло, и лежала, глядя на деревья, слушая бесконечный рокот воды под домом и думая – когда же станет нестерпимым ее успокаивающее шуршание? А потом открыла глаза и, зажмурившись от яркого света, увидела жнеца Кюри, стоящую в дверном проеме возле выключателя. За окнами было темно. Точнее – за окнами не было света, как в космическом пространстве. Река же по-прежнему была слышна, но никаких деревьев было не разглядеть.
– Ты забыла про обед? – спросила жнец Кюри.
Ситра встала, стараясь не обращать внимание на головокружение.
– Вы могли бы меня разбудить.
Жнец Кюри иронически усмехнулась:
– Мне кажется, я только что это и сделала.
Ситра решила направиться в сторону кухни, но Кюри пропустила ее вперед, а Ситра не вполне помнила дорогу. Дом же оказался настоящим лабиринтом. Несколько раз она повернула не туда, причем жнец не поправила ее. Она ждала, пока Ситра не найдет дорогу сама.
Что же захочет есть эта женщина? Так же молчаливо, как жнец Фарадей, примет все, что она приготовит? Воспоминания о наставнике подняли в душе Ситры волну горя, за которой последовал приступ гнева. Но поскольку она не была уверена, кого избрать мишенью этого порыва, гнев так и остался в глубине души комком горечи и боли.
Наконец Ситра добралась до первого этажа и собиралась уже приступить к обследованию буфета и холодильника, но, к своему удивлению, увидела накрытый на двоих стол, на котором уже дымились тарелки с едой.
– Мне захотелось приготовить хэйзенпфеффер, – сказала жнец Кюри. – Думаю, тебе понравится.
– Я даже не знаю, что это такое.
– Вот и хорошо. Лучше не знать, – ухмыльнулась хозяйка дома.
Она села и кивнула Ситре, пригласив последовать ее примеру. Но Ситра была не готова подчиниться, все еще подозревая, что за этим приемом скрывается какой-нибудь коварный фокус.
Жнец Кюри погрузила ложку в тушеную массу овощей и мяса, но есть не стала, а посмотрела на Ситру, все еще стоящую у стола.
– Тебе нужно официальное приглашение? – спросил она.
Ситра не могла понять, злиться ей или смеяться.
– Я – ученик, – сказала она. – Почему вы решили приготовить для меня обед?
– Он не для тебя, – ответила Кюри. – Я приготовила еду для себя. Просто твой урчащий от голода желудок оказался поблизости.
Наконец Ситра села и попробовала то, что дымилось в ее тарелке. Какой аромат! Явно дичина, но совсем неплохо. Сладость моркови, вымоченной в меде, снимала привкус, свойственный дичи.
– Жизнь жнеца была бы ужасной, если мы не могли бы позволить себе удовольствие иметь хобби. Мое – кулинария.
– Очень вкусно, – признала Ситра.
И добавила:
– Спасибо!
Они ели почти в полной тишине. Ситре было странно, что не она прислуживает за столом, поэтому, воспользовавшись случаем, она встала и наполнила водой стакан жнеца. У Фарадея не было никаких хобби – по крайней мере таких, о которых он рассказал бы Ситре и Роуэну.
Мысль о Роуэне заставила ее руку дрогнуть, и она пролила немного воды на скатерть.
– Прошу простить меня, жнец Кюри, – сказала она и, взяв салфетку, промокнула пятно, пока оно не распространилось по столу.
– Будущему жнецу нужна более твердая рука, – сказала Кюри, и вновь Ситра не могла понять – серьезно она говорит или иронизирует. Прочитать, что таится в душе у этой женщины, было гораздо сложнее, чем понять жнеца Фарадея, а Ситра вообще не была сильна по части интуитивного чтения людей.
Она и не догадывалась об этом, пока не встретилась с Роуэном, который, в своей ненавязчивой манере, был настоящим мастером наблюдательности. Ситра вынуждена была напомнить себе, что у нее есть иные достоинства и умения. Быстрота и решительность действий. Идеальная координация. Она мастерски использует эти навыки и умения, когда…
Ситра не смогла закончить мысль – не позволила себе сделать это. Территория, на которую вела эта мысль, была полна такого ужаса, что лучше было остановиться на грани.
Утром жнец Кюри приготовила блины с черникой, и они отправились на «жатву».
В отличие от Фарадея, который, освежив данные по избранному объекту, всегда добирался на «жатву» общественным транспортом, жнец Кюри пользовалась старомодной спортивной машиной, требовавшей отличных навыков вождения – особенно на извилистой горной дороге.
– Этот «Порш» – подарок от продавца антикварных автомобилей, – объяснила она Ситре.
– Ему был нужен иммунитет? – спросила Ситра.
– Напротив. Я только что отняла жизнь у его отца, и иммунитет он получил автоматически.
– Подождите, – не поняла Ситра. – Вы лишили жизни его отца, а он подарил вам машину?
– Да.
– Он что, ненавидел собственного отца?
– Нет. Он его очень любил.
Ситра была обескуражена.
– Я чего-то не понимаю? – спросила она.
Дорога впереди выпрямилась, жнец Кюри переключила скорость, и они помчались будто выпущенная из ствола пуля.
– Он отблагодарил меня за утешение, которое я доставила ему после «жатвы», – сказала наконец Кюри. – А полноценное утешение дороже золота.
И все-таки Ситра ничего не понимала – до самого вечера того дня.
Они приехали в город, находящийся в нескольких сотнях миль от дома; приехали как раз во время ланча.
– Некоторые жнецы предпочитают большие города, – сказала жнец Кюри. – Мне больше по душе маленькие – такие,
