Годдард посмотрел на оживленную толпу, развлекавшуюся на площадке перед бассейном, – толпу, которая была бы гораздо менее оживленной и менее многолюдной без гостей-профессионалов.
– В любом производстве есть излишки и издержки, – сказал он. – Они заполняют пробелы и создают приятную обстановку. Нам же не нужны одни только знаменитости, верно? Единственное, что они умеют, так это собачиться друг с другом.
Над бассейном натянули сетку и начали формировать команды для игры в водный волейбол.
– Взгляни вокруг себя, Роуэн, – удовлетворенным тоном произнес Годдард. – Были ли в твоей жизни времена лучшие, чем эти? Обычные люди любят нас не за то, как мы лишаем их жизни, а за то, как мы живем. И нам нужно принять как должное нашу роль – роль новых королей.
Роуэн не считал себя королем, но не прочь был развлечься, по крайней мере, сегодня. Поэтому он пошел к бассейну, прыгнул в воду, объявил себя капитаном одной из команд и присоединился к игре, которую вели покорные подданные Годдарда.
Проблема с вечеринками у Годдарда состояла в том, что там очень трудно было отказаться от веселья, как бы человек ни старался. А среди этой радости и удовольствий невольно забывалось, что Годдард – жестокий убийца и мясник.
Но был ли он, помимо всего прочего, еще и убийцей жнеца?
Ситра прямо не обвиняла в произошедшем Годарда, хотя и было ясно, что он для нее главный подозреваемый. То, что она раскопала, заставляло крепко задуматься, но как ни пытался Роуэн вспомнить, на его памяти не было ни одного случая, когда его нынешний наставник нарушил бы заповеди. Да, интерпретировал их он достаточно вольно, но его действия не противоречили им – ни разу. Даже учиняемые им акты жестокой массовой «жатвы» противоречили не самим заповедям, а лишь обычаям и традициям.
– Старая гвардия не любит меня потому, что я провожу «жатву» с блеском, которого они никогда не достигали и не достигнут, – говорил Годдард Роуэну. – Это просто толпа жалких слабаков, страшно завидующих мне – идеальному жнецу.
Идеал – вещь субъективная, и Роуэн конечно же не назвал бы этого человека идеальным жнецом; но в репертуаре злодеяний Годдарда не было ничего, указывающего на него как на убийцу жнеца Фарадея.
На третий день этой, казалось бы, бесконечной гулянки явилось два неожиданных гостя. По крайней мере неожиданными они были для Роуэна. Первым гостем был сам Высокое Лезвие Ксенократ.
– Что он здесь делает? – спросил Хомского Роуэн, увидевший, как Ксенократ подходит к бассейну.
– Откуда мне знать? Я его не приглашал.
Странно, что Высокое Лезвие появился на вечеринке в доме жнеца с весьма двусмысленной репутацией. И чувствовал он себя весьма неуютно, смущался и старался остаться незаметным, что было нелегко для человека такой стати, да еще и в золоченом наряде. Ксенократ стоял у бассейна как дирижабль посреди голой равнины.
Но еще больше удивил Роуэна второй гость, который, едва подойдя к бассейну, сразу же стал разоблачаться до плавок. И был этим гостем не кто иной, как Тигр Салазар, которого Роуэн не видел с тех пор, как показывал ему оружейное хранилище в доме жнеца Фарадея.
Роуэн подошел к Тигру и оттащил за постриженные кусты, окружавшие бассейн.
– Какого черта ты здесь делаешь? – спросил он.
– Привет, Роуэн, – сказал Тигр, криво, как всегда, ухмыльнувшись. – Рад тебя видеть. Ну ты и бычара! Чем это они тебя накачали?
– Ничем. Это все тренировки. Но ты не ответил на мой вопрос. Как тебя сюда занесло? Ты знаешь, какие у тебя будут проблемы, если кто-нибудь разнюхает, как ты сюда проник? Это тебе не школьные танцульки!
– Успокойся, приятель! Никуда я не проник. Я от конторы «Общество с неограниченной ответственностью «Гости»». Теперь я профессиональный гость, с лицензией.
Тигр всегда говорил, что главная и единственная цель в его жизни – стать профессиональным завсегдатаем вечеринок и званых обедов, но Роуэн никогда не относился к этим заявлениям серьезно.
– Слушай, Тигр, это идея не из лучших, как и большинство твоих идей, – сказал Роуэн.
Потом, наклонившись к уху приятеля, прошептал:
– Профессиональные гости иногда совершают поступки… поступки, к которым ты можешь быть не готов. Я знаю, я видел это.
– Слушай, приятель, ты же меня знаешь: я еду туда, куда вывезет кривая.
– А твои предки знают про это? И они согласны?
Тигр посмотрел себе под ноги, его веселая самоуверенность поблекла.
– Предки меня сдали, – сказал он.
– Что? Ты шутишь?
Тигр пожал плечами:
– Слишком уж много тратили на меня. На мои прыжки. Теперь я под опекой «Гипероблака».
– Прости, я не знал.
– Ерунда. Веришь или нет, но как отец «Гипероблако» гораздо лучше моего старика. Дает умные советы, спрашивает, как прошел мой день. Причем заботится обо мне, и все такое.
Что касалось «Гипероблака», то его родительские навыки, как и все остальное, были безупречными. Хотя, когда тебя бросают родители, это больно.
– Но вряд ли «Гипероблако» посоветовало тебе стать профессиональным гостем, – сказал Роуэн.
– Нет. Но и не останавливало. Это мой выбор. Да и зарабатываю я неплохо.
Тигр осмотрелся – не подслушивает ли кто. Потом наклонился к Роуэну и прошептал:
– А ведь есть работенка еще лучше.
У Роуэна похолодело внутри, но он все-таки спросил:
– Какая?
– На нашей улице говорят, что ты тренируешься на живых людях. И за это прилично платят. Не замолвишь за меня словечко? А мне мертвым быть не привыкать. Так лучше уж за денежку.
Роуэн, не веря своим ушам, уставился на Тигра.
– Ты псих? Ты хоть понимаешь, что говоришь? Что у тебя в башке?
– Только мои собственные наночастицы, приятель. Наночастицы.
Жнецу Вольте повезло – он принадлежал к ближайшему окружению жнеца Годдарда. Самый молодой из трех жнецов, живших с Годдардом в одном доме, он считал себя некой уравновешивающей силой. Хомский был безмозглым атлетом, Рэнд – воплощением животной силы, силы природы. Вольта же был сообразителен и наблюдателен, и всегда видел и понимал больше, чем говорил. Он был первым, кто заметил Ксенократа, и видел, как тот старается избежать встреч со знакомыми. Ему все-таки пришлось обменяться рукопожатием с другими жнецами, некоторые из которых приехали издалека – из Пан-Азии и Евро-Скандии. Делал он это так неохотно, что Вольта понял: Ксенократу очень не хочется находиться здесь.
Вольта расположился неподалеку от Годдарда, чтобы не упустить случая и понять, что к чему.
Увидев Высокое Лезвие, Годдард встал, выказывая гостю положенное уважение.
– Ваше превосходительство, ваше присутствие на моей маленькой вечеринке – большая честь для меня! – произнес Годдард.
– Не такая уж она и маленькая, – отозвался Ксенократ.
– Вольта! – приказал Ксенократ. – Отнеси два кресла к бассейну, чтобы мы не отрывались от народа.
И хотя такого рода приказы обычно отдавались слугам, Вольта не возражал, поскольку получал возможность подслушать, о чем будет вестись речь. Он принес и расставил кресла на каменной плитке неподалеку от глубокой части бассейна.
– Ближе, – сказал Годдард, и Вольта придвинул кресла так
