– Останься, – негромко проговорил Годдард, что Вольте и было нужно.
– Не желаете угоститься, Ваше превосходительство? – спросил Годдард, указав на стол, стоящий рядом.
– Нет, благодарю вас, – отозвался Высокое Лезвие. Слышать такое от человека, слывшего гурманом, было странно.
– Не могли бы мы поговорить в другом месте? – спросил он. – Лучше было бы уединиться в спокойной комнате.
– Сегодня у меня нет спокойных комнат, – ответил Годдард.
– Но здесь слишком уж многолюдный форум.
– Ничего подобного! Это не Форум, а скорее дворец Нерона.
Вольта изобразил подобострастный смех; если ему сегодня полагается играть лизоблюда, он готов к подобной роли.
– Надеюсь все-таки, что он не станет Колизеем, – усмехнулся Ксенократ, несколько обеспокоенный словами Годдарда.
Годдард хмыкнул:
– Поверьте, я был бы счастлив бросить львам несколько тоновиков.
Гость – из профессионалов – совершил тройной кульбит, прыгнув с трамплина, и забрызгал тяжелую мантию Ксенократа.
– А вам не кажется, что этот роскошный стиль жизни вас затягивает? – спросил Высокое Лезвие.
– Затянет, если я не перестану двигаться, – ответил Годдард с усмешкой. – Мне уже надоело это место. Я подыскиваю что-нибудь ближе к югу.
– Я имел в виду нечто иное, и вы это знаете.
– К чему такой озабоченный тон, Ваше превосходительство? – спросил Годдард. – Я пригласил вас, чтобы вы сами убедились, какую благотворную роль для всего сообщества жнецов играют мои вечеринки. Это же улучшает наши связи с общественностью! Вы и сами можете устраивать у себя дома грандиозные гала-концерты.
– Вы забыли, что я живу в хижине.
Годдард, сузив глаза, пристально посмотрел в лицо Ксенократа.
– Да, – согласился он, – действительно в хижине. Но на крыше самого высокого здания Фалкрум-Сити. Я, по крайней мере, не лицемер и не имитирую девичью скромность.
А затем Высокое Лезвие сказал то, что крайне удивило Вольту, хотя, если вспомнить все, что происходило до этого, ничего удивительного в сказанном не было.
– Самая большая моя ошибка, – сказал Ксенократ, – это то, что я выбрал вас в качестве своего ученика.
– Надеюсь, что вы правы, – кивнул Годдард. – Было бы грустно думать, что главные ваши ошибки впереди.
Явная угроза, хоть и завуалированная. Годдард превосходно владел эзоповым языком.
– А теперь скажите мне, – произнес Годдард, – будет ли удача улыбаться моему ученику так, как она улыбалась вашему?
Вольта напряженно прислушивался, пытаясь понять, о какой удаче говорит жнец.
Ксенократ глубоко вдохнул и шумно выдохнул.
– Удача уже улыбается, – проговорил он. – Девушка перестанет быть проблемой меньше чем через неделю. Я в этом уверен.
Еще один ныряльщик окатил их снопом брызг. Ксенократ поднял руки, пытаясь защититься, а Годдард даже не пошевелился.
Девушка перестанет быть проблемой. Это можно было толковать по-разному. Вольта принялся оглядываться, пока не заметил Роуэна. Тот что-то оживленно обсуждал с каким-то молодым человеком из профессиональных гостей. Насколько Вольта понимал то, что девушка наконец «перестанет быть проблемой», явилось бы для Роуэна хорошей новостью.
– Мы закончили? – спросил Ксенократ. – Я могу идти?
– Одну минуту, – ответил Годдард и, повернувшись к мелкой части бассейна, позвал:
– Эсме! Иди сюда, я хочу, чтобы ты кое с кем встретилась.
На лице Кснократа отразился леденящий кровь ужас. С каждой минутой происходящее становилось все интереснее.
– Прошу вас, Годдард, не нужно!
– Да что здесь опасного? – спросил Годдард.
Эсме, разбрызгивая воду, бежала к ним по краю бассейна.
– Да, жнец Годдард?
Он подозвал Эсме, и та села ему на колено, лицом к человеку в золоченой мантии.
– Эсме, ты знаешь, кто это? – спросил Годдард.
– Это жнец.
– Не просто жнец. Это Ксенократ, Высокое Лезвие Мидмерики. Мистер Большой человек.
Ксенократ, стараясь не смотреть девочке в глаза, кивнул. Чувствовал он себя в высшей степени неуютно, что, казалось, можно было ощутить даже с закрытыми глазами. Интересно, подумал Вольта, Годдард делает это намеренно или жестокость – его природное свойство?
– Мне кажется, мы где-то встречались, – сказала Эсме. – Только очень давно.
Ксенократ молчал.
– Наш уважаемый гость чувствует себя слишком напряженно, – произнес Годдард. – Может быть, ему следует присоединиться к празднику?
Эсме пожала плечами:
– Пусть ему будет так же приятно, как и остальным.
– Никогда не слышал более мудрых слов, – сказал Годдард.
Затем, так, чтобы Эсме не увидела, он протянул руку по направлению к Вольте и прищелкнул пальцами.
Вольта, напрягшись, глубоко и беззвучно вздохнул. Он знал, что нужно от него Годдарду, и не торопился. Теперь он жалел, что стал частью присходящего.
– Может быть, вы покажете, как танцуете, Ваше превосходительство? – сказал Годдард. – Выходите на танцпол, пусть мои гости посмеются над вами, как с вашей подачи смеялись надо мной жнецы на конклаве. Вы думаете, я об этом забыл?
Рука Годдарда по-прежнему тянулась к Вольте, нетерпеливо шевеля пальцами. Выбора не было, нужно было дать ему то, что он просил. Молодой жнец сунул руку в один из многочисленных потайных карманов своей мантии, достал небольшой кинжал и вложил его рукоятью в ладонь Годдарда.
Годдард обхватил рукоять и мягко, незаметно поднес острие кинжала к шее Эсме – на расстояние меньше дюйма.
Девочка ничего не замечала. Она даже не знала, что приблизилось к ее шее. Но Ксенократ и видел, и знал. Он застыл с широко открытыми глазами и полуотвисшей челюстью.
– Я знаю! – весело произнес Годдард. – Почему бы вам не поплавать?
– Прошу вас! – сказал Ксенократ. – В этом нет никакой необходимости.
– Но я настаиваю!
– Мне не кажется, что он хочет плавать, – сказала Эсме.
– Но ведь все плавают на моих вечеринках!
– Не делайте этого! – почти взмолился Высокое Лезвие.
Годдард ответил тем, что максимально приблизил лезвие к шее девочки, которая по-прежнему ничего не подозревала. Вольта покрылся потом. Никто еще не занимался «жатвой» у Годдарда на вечеринках, но ведь можно и начать! Вольта понимал: перед ним разворачивается битва воль, и единственное, что мешало ему вмешаться и вырвать кинжал из рук Годдарда, было понимание того, кто моргнет первым.
– Черт побери вас, Годдард! – воскликнул Ксенократ, встал и бросился в бассейн – как был, не снимая золоченой мантии.
Роуэн не слышал ничего из того, что происходило между Годдардом и Ксенократом, но видел, как Высокое Лезвие бросился в воду в глубоком конце бассейна, произведя чудовищный сноп брызг, привлекший всеобщее внимание.
Нырнул, но не вынырнул.
– Пошел камнем на дно! – крикнул кто-то. – Золото потянуло.
Особой любви к Ксенократу Роуэн не питал, но и видеть, как тонет человек, ему не хотелось. Похоже, он не упал, а именно прыгнул. И если он утонет из-за своей тяжеленной мантии, это будет воспринято как самоуничтожение, а потому никто Ксенократа оживлять не станет. Роуэн нырнул в бассейн, а следом за ним нырнул и Тигр. Они добрались до дна, где Высокое Лезвие испускал последние пузырьки воздуха. Роуэн через голову стащил с Ксенократа его неудобную многослойную мантию, и они вдвоем с Тигром вытащили его на поверхность, где спасенный стал с шумом втягивать в себя воздух, кашляя и отплевываясь. Толпа, стоящая вокруг бассейна, принялась аплодировать.
Роуэн совсем не думал, что перед ним Высокое Лезвие. Это был
