– Скажите, в чем состоит испытание, – попросила она жнеца Кюри.
– Я не могу, – ответила Кюри.
– То есть не хотите?
Жнец обдумала слова Ситры.
– Ты права. Не хочу, – сказала она.
– Могу я говорить с вами откровенно, Ваша честь?
– Разве когда-нибудь ты говорила не откровенно?
Ситра откашлялась и постаралась быть максимально убедительной.
– Вы слишком щепетильны, и это ставит меня в более трудное положение. Вы же не хотите, чтобы я страдала из-за вашей излишней щепетильности, верно?
– В нашей работе щепетильность – одно из главных условий.
– Но я уверена, что другие жнецы сказали своим ученикам, в чем состоит испытание.
– Возможно, что и сказали, – ответила жнец. – А возможно, что и нет. Есть традиции, которые не рискнут нарушить даже самые беспринципные из нас.
Ситра сложила руки на груди, но ничего не сказала. Она знала, что это каприз, что она ведет себя как ребенок, но ей было все равно.
– Ты доверяешь жнецу Фарадею? – спросила жнец Кюри.
– Да.
– Доверяешь ли ты также и мне?
– Доверяю.
– Тогда пусть все идет своим чередом. Я верю в твои способности, верю в то, что ты с блеском пройдешь испытание, даже не зная наперед, в чем оно состоит.
– Я поняла, Ваша честь.
Они прибыли в восемь вечера, и им сказали, что в силу жребия Ситра будет проходить испытание последней. Роуэн и два остальных кандидата в жнецы шли перед ней. Ситру и ее наставника отправили в комнату ожидания. Они ждали и ждали, а очередь все не наступала.
– Это выстрел? – спросила Ситра через час. – Или мне уже кажется?
– Шшш, – прошептала Кюри в ответ.
Наконец за ней пришел охранник. Жнец Кюри не стала желать ей удачи, а только кивнула с самым серьезным видом.
– Я подожду здесь, – сказала она.
Ситру привели в длинную комнату, где было, как ей показалось, неприятно холодно. В дальнем конце комнаты в удобных креслах сидело пять жнецов. Двоих Ситра узнала – это были жнец Мандела и жнец Меир. Остальные трое были ей незнакомы. Это и есть лицензионный комитет, подумала Ситра.
Перед ней стоял стол, накрытый чистой скатертью. А на скатерти, на равном расстоянии друг от друга, лежало оружие: пистолет, револьвер, ятаган, нож и фиал, в котором находилась ядовитая таблетка.
– Для чего это все? – спросила она и, поняв, что вопрос глуп, перефразировала его:
– Что я должна сделать?
– Посмотри в другой конец комнаты, – сказал Мандела, указывая куда-то за спину Ситры. Ситра обернулась, и свет выхватил из темноты стул, до этого скрытый в тени – не такой удобный, как кресла, в которых сидели жнецы. Там находился некто со связанными руками и ногами, а также с капюшоном, закрывающим голову.
– Мы хотим посмотреть на то, как ты умеешь вести «жатву», – сказала жнец Меир. – Для этого мы приготовили весьма своеобразный объект.
– Что вы имеете в виду под словом «своеобразный»?
– Взгляни, – предложил жнец Мандела.
Ситра приблизилась к фигуре. Из-по капюшона доносился звук дыхания. Она стащила его с головы сидящего.
То, что она увидела, было полной неожиданностью, и Ситра поняла, почему жнец Кюри ничего ей не сказала о том, что ее ждет. Потому что на стуле с кляпом во рту сидел перепуганный и плачущий Бен, брат Ситры.
Он пытался что-то сказать, но из-под кляпа доносилось только сдавленное мычание.
Ситра отпрянула и бросилась назад, к жнецам.
– Нет! Вы не можете так поступить! Вы не можете меня заставить!
– Мы можем тебя заставить сделать что угодно, – произнесла одна из жнецов, незнакомая Ситре азиатка. На ней была фиолетовая мантия.
– У тебя есть выбор, – сказала женщина и, выйдя вперед, протянула Ситре маленькую коробочку. – Но он произволен. Возьми лист бумаги.
Ситра протянула руку и достала из коробки сложенный вдвое лист бумаги. Открыть его она не рискнула, а вместо этого посмотрела на брата, беспомощно сидевшего на своем стуле.
– Как вы можете так поступать? – воскликнула Ситра.
– Милая моя, – ответила жнец Меир с отточенным долгими годами терпением, – это не «жатва», поскольку ты еще не жнец. Ты просто убьешь его, а, как только ты сделаешь это, медицинский дрон отвезет тело в восстановительный центр и его оживят.
– Но он запомнит!
– Да, – сказал Мандела. – Как и ты.
Один из жнецов, незнакомых Ситре, сложил руки на груди и недовольно фыркнул – совсем как Ситра, когда ехала сюда, в здание Капитолия.
– Слишком упрямая, – сказал он. – Пусть идет. И так засиделись.
– Дадим ей время, – твердо сказал жнец Мандела.
Пятый жнец, невысокий человек, странно нахмурившийся, встал и прочитал с листа пергамента, которому по виду было несколько сотен лет:
– Никто не может принудить к этому. Ты имеешь право использовать столько времени, сколько сочтешь необходимым. Ты должна использовать избранное оружие. Завершив дело, ты должна оставить объект «жатвы» и вернуться к комитету, который оценит твои действия. Это ясно?
Ситра кивнула.
– Вслух, пожалуйста!
– Да, все ясно.
Жнец сел, а Ситра развернула свой листок.
Нож.
Она уронила листок на пол. Я не смогу этого сделать, сказала она себе, не смогу. Но откуда-то явился ей голос жнеца Кюри, который тихо говорил: Ты сможешь, Ситра, сможешь.
И именно тогда до нее дошло, что все жнецы – с самого дня основания сообщества – вынуждены были проходить это испытание. Каждый должен был забрать жизнь того, кого любил. Да, убитого затем оживляли, но это уже ничего не могло изменить. Подсознание неспособно отличить, когда убивают на время, а когда – навсегда. Даже после того, как Бена оживят, сможет ли она смотреть ему в глаза? Ведь, если она сейчас убьет брата, она навсегда останется его убийцей.
– Почему? – спросила она. – Почему я должна это делать?
Жнец с раздраженной гримасой на лице показал Ситре на дверь:
– Вот выход. Если для тебя это слишком сложно, можешь уходить.
– Она полагает, что это законный вопрос, – сказала жнец Меир.
Раздраженный жнец хмыкнул, низенький пожал плечами, азиатка нетерпеливо постукивала ногой по полу, а жнец Мандела склонился вперед.
– Ты должна сделать шаг вперед и стать жнецом, – сказал Мандела, – зная, в глубине своего сердца, что самая сложная вещь, которую ты должна сделать, уже сделана…
– Если ты способна совершить то, что от тебя требуется, – добавила жнец Меир, – значит, в тебе есть внутренняя сила, необходимая жнецу.
Более всего Ситра желала бросить все и, выскочив через дверь, бежать и бежать отсюда. Но она выпрямилась, развернув плечи, потом наклонилась и взяла нож. Спрятав лезвие в рукаве, она подошла к брату. Только когда она оказалась совсем близко, она обнажила нож.
– Не бойся, – сказала она.
Потом встала на колени и ножом перерезала путы, стягивавшие его ноги, затем – веревки, которыми к стулу были прикручены его запястья. Хотела вынуть кляп, но не смогла, а потому перерезала и его.
– Я могу пойти домой? – спросил Бен беспомощным голосом, который легко
