Мой взгляд падает на ряды фотоаппаратов в большой витрине, и сердце начинает биться быстрее. Это фотомагазин. На витрине буквы с завитушками: «У Беллами». Я делаю мысленную отметку: зайти сюда, когда кончится пленка.
Появляется мама с бутылками воды, шоколадным батончиком и путеводителем.
– Идем, Кэсс. Я нашла кое-что, тебе понравится.
Я напрягаюсь, ожидая чего-то противного или ужасного, но мама ведет меня к кафе под названием «Дом Слона», с ярко-красными стенами и плакатом, который гордо сообщает:
«Здесь родился Гарри Поттер!»
– Не может быть! – и я тащу маму внутрь.
Я в полном восторге, мы рассматриваем кафе. Оказывается, именно здесь, в «Доме Слона», писательница Джоан К. Роулинг – та самая Джоан Роулинг! – придумала Гарри, и Гермиону, и Рона.
Здесь, сидя за одним из этих деревянных столиков, она создала Хогвартс, Азкабан и Косой Переулок.
Здесь она изобрела квиддич и вообразила Турнир трех волшебников и Дары смерти.
Даже крошечные тесные туалеты могут многое рассказать. Стены в них сплошь исписаны благодарностями – на множестве языков, множеством разных почерков, которые сплетаются в один ковер любви, настоящий памятник легендарным книгам.
Когда, наконец, мы снова оказываемся на улице, я чувствую восторг. Теперь Эдинбург – мой любимый город, заявляю официально.
Вскоре небо у нас над головами опять заволакивают темные тучи. Ветер, треплющий волосы, тоже ничего хорошего не предвещает.
– Кажется, сейчас дождь начнется, – говорю я, поеживаясь.
Мама пожимает плечами.
– Это же Шотландия. Здесь почти всегда идет дождь.
Она с головой ушла в изучение путеводителя.
Не исключено, что чары «Дома Слона» еще не рассеялись, потому что, когда мама предлагает посетить место под названием Грейфрайерс Кирк, я соглашаюсь.
Но позже, когда мы уже идем, я спохватываюсь, что понятия не имею, что такое кирк.
– Это церковь, – поясняет мама и весело добавляет: – А на тамошнем кладбище привидений больше, чем где бы то ни было в Европе!
Как по мановению волшебной палочки очарование сказочного мира улетучивается, уступая место опасности. Мы идем на кладбище, и я так и слышу ехидный голос Джейкоба: «О, как кру-у-уто!»
Железные ворота между двумя каменными колоннами, над ними вьются металлические буквы: «Грейфрайерс».
За воротами я вижу зеленые лужайки, цветные витражи в окнах церкви, прогуливающихся по двору людей. Вздохнув, чувствую запах сырого камня и седой древности.
Но как только мы приближаемся к воротам, я вдруг останавливаюсь, как вкопанная.
Меня тревожит не то, что я вижу, и не запахи. Дело в том, что я ощущаю.
Воздух сгущается, напряжение растет, а давление Вуали здесь такое сильное, что больше похоже не на руку, которую кто-то положил тебе на плечо, а на тяжелое и удушливое мокрое одеяло. Перед глазами повисает серая пелена.
Мама восторженно вскрикивает и показывает мне свою руку – волоски на ней встали дыбом.
– Гляди! – говорит она. – Гусиная кожа!
У меня тоже появилась гусиная кожа, но по другой причине. Хоть Королевская Миля и была переполнена призраками, там я ничего подобного не чувствовала.
Вуаль сама по себе не страшная и не плохая. Это просто другой вид пространства. Но энергия здесь темная и угрожающая. Я уже хочу попросить маму вернуться, но не успеваю, а она хватает меня под руку и тащит через порог, к кладбищенским стенам. Хотя я не пересекала при этом Вуаль, все равно кажется, будто мы шагнули из одного мира в другой.
Внутри, прямо за воротами, стоит группа туристов. Гид указывает на одну из могил, вокруг которой в грязи раскиданы собачьи игрушки.
– Одним из самых знаменитых обитателей Грейфрайерс, – говорит гид с великолепным британским акцентом, – был терьер по кличке Бобби. Но, в отличие от большинства наших постояльцев, он прибыл на кладбище еще живым…
Мы с мамой пристраиваемся сзади к группе и слушаем.
– Рассказывают, что, когда его хозяин умер и был похоронен здесь, Бобби провел на его могиле не одну ночь, и не две, а целых четырнадцать лет. Когда он скончался…
Туристы печально вздыхают.
– …его похоронили у самых ворот. – Интонации гида становятся более жесткими. – Бобби, пожалуй, самое доброе привидение из тех, что можно встретить среди этих надгробий. Грейфрайерс не раз становился пристанищем как для убитых, так и для убийц. – Он умолкает, выдерживает паузу, чтобы напряжение нарастало, а потом хлопает в ладоши. – А теперь у вас есть час, чтобы все здесь осмотреть. Постарайтесь не встретиться с полтергейстом на холме!
Туристы маленькими группками разбредаются в разные стороны.
При упоминании о полтергейсте мама оживляется.
– Вот его-то нам и нужно увидеть.
– Ну, ты и иди, – отвечаю я ей. – А я буду держаться поближе к нормальным могилам.
– Ладно, – соглашается она. – Только не уходи далеко.
И она убегает вприпрыжку, с таким энтузиазмом, словно впереди ее ждет торт.
Я озираюсь. Повсюду могилы, тянутся вдоль кладбищенской стены – надгробия высокие, торчат из земли, как зубы. Одни могильные плиты выглядят новыми (ну, относительно новыми), от других остались лишь каменные обломки или ушедшие в землю плиты, заросшие травой.
Рядом со скульптурой ангела я вижу череп и скрещенные кости. Над корабельными якорями навис каменный жнец с косой. Веревка с петлей, херувим, букет каменных роз. Кое-где прямо на надгробиях или среди травы лежат бесхитростные приношения – колокольчики, безделушки и сложенные пополам записки.
«Не уходи далеко», сказала мама, а я и не собиралась. Но с каждым шагом Вуаль становится все тяжелее, обвивается вокруг меня, облепляет, как намокшая в реке одежда, как ледяной воздух…
Мне больно дышать, перед глазами все становится серым, и, когда я начинаю понимать, в чем дело, это и происходит.
Меня втягивает на ту сторону.
Глава девятая
Я слышу скрежет тормозов, чувствую, как в легкие устремляется ледяная вода – и вот я по ту сторону. Туристы исчезли, а кладбище растягивается и становится больше, мрачное и безлюдное.
Такого со мной раньше никогда не бывало.
Бывают, конечно, места, где Вуаль сильнее. Но никогда она не была сильной настолько, чтобы схватить меня, вцепиться и втащить внутрь.
Опустив глаза, я вижу у себя в груди полоску синеватого света. Вокруг моих коленей клубится туман. Мне не по себе, особенно без Джейкоба, я оглядываюсь и думаю, что пора отсюда выбираться, но ноги словно приросли к влажной земле.
Шуршит трава, мое сердце отчаянно бьется, но это всего-навсего собака. Между надгробными плитами трусит терьер – Бобби из Грейфрайерс, преданный пес, который умер на могиле хозяина.
Я замечаю еще движение выше, на склоне. Там, рядом со склепом расхаживает мужчина. Он курит трубку и что-то
