– Если хочешь вторую половину нити, – говорю я, – тебе придется иметь дело со мной.
– С нами, – уточняет Джейкоб.
– Со всеми нами, – Лара встает по другую сторону от меня. Она отыскала свой кулон, и теперь покачивает зеркальцем-маятником.
– Что вы говорите? – сладко воркует Женщина-Ворон, на ее губах играет недобрая улыбка. Во рту виднеются обломки острых зубов. Когда она набирает в грудь воздуха, чтобы запеть, я зажимаю руками уши. То же самое успевают сделать Джейкоб и Лара.
Но, как выясняется, она поет не для нас.
Для кого – становится понятно спустя мгновение.
На кладбищенском дворе появляются дети, они проникают сквозь ворота, движутся потоком меж могильных плит. Восстают из-под земли и собираются вокруг церкви.
Они идут отовсюду.
И все надвигаются на нас.
Нет, на Джейкоба и Лару.
Потому что на меня надвигается Женщина-Ворон.
Глава двадцать шестая
– Некуда бежать, – ласково поет Женщина-Ворон.
Но я должна попытаться.
Я резко приседаю, скрывшись за надгробным камнем, и готовлюсь дать деру.
– Негде спрятаться.
Ее голос раздается прямо надо мной. Острые пальцы впиваются в верхушку надгробия. Я отползаю и бегу, стараясь не попасться.
– Ты моя, ты моя, ты моя, – повторяет она, преследуя меня.
Джейкоб борется с двумя призраками-мальчишками, которые пытаются повалить его на землю. Лару окружили несколько детей, ее зеркало бессильно против этих пустых детей-марионеток.
Я остаюсь с Женщиной-Вороном наедине.
И на двоих только одна жизнь.
Я стрелой бросаюсь в щель между двумя плитами. Ах, если бы со мной была моя камера, если бы было хоть что-то, кроме половинки светящейся ленты.
И тут я замечаю… Лунный зайчик отражается от осколков стекла, лежащих рядом с разрытой могилой Женщины-Ворона.
Я знаю, что делать.
Я бегу со всех ног, изо всех своих оставшихся сил.
За мной слышатся шаги Женщины-Ворона.
Она гонится за мной по пятам.
Но я не оглядываюсь.
Кидаюсь к куче глинистой земли на краю могилы и…
Я почти сделала это.
Почти.
Руки погружаются в свежевскопанную почву, но руки Женщины-Ворона, острые и цепкие, как птичьи когти, смыкаются у меня на щиколотке.
Одновременно мою ладонь пронзает острая боль, но я не обращаю внимания.
Я не обращаю внимания на то, что Женщина-Ворон держит меня за ноги.
На то, что она хватает меня за горло.
Что она поднимает меня, оторвав от земли, пока наши лица не оказываются на одном уровне. Глаза в глаза.
– Попалась, – шепчет она, свободной рукой шаря у меня в кармане.
– Попалась, – отвечаю я, поднимая свой трофей.
Острый осколок линзы объектива, маленький, посеребренный, сверкающий.
Край запачкан кровью, я порезала о него руку, но это все, что у меня есть, и я сую его Женщине-Ворону прямо в лицо.
На этот раз она оказывается недостаточно проворна. На этот раз у нее заняты руки – одна держит меня за горло, другая пытается отобрать мою жизнь – и она не может отпустить ни то, ни другое… и натыкается взглядом на свое отражение.
– Вот что ты такое, – произношу я.
С ее губ, словно шипящая струя пара, вырывается вздох, глаза изумленно расширяются. Лицо искажает бессильная ярость, а затем оно становится отсутствующим, пустым и гладким, как лед.
Не знаю, кого Женщина-Ворон увидела в зеркале.
Потрясенную горем мать, которая бродит по улицам и зовет пропавшего ребенка?
Гнусную злодейку, выманивающую мальчиков и девочек из безопасных уютных домов?
Не знаю, какой она была до смерти.
Знаю только, какая она сейчас.
Дух, фантом, сотканный из горечи и гнева, страха и пустоты.
Я протягиваю руку сквозь красный плащ Ворона, в пустую дыру на месте ее груди. Нить трется о мои пальцы, сама обматывается вокруг запястья, как живое существо, змейка в норе, и я едва не отбрасываю ее, но сдерживаюсь. Закусив губу, я стараюсь покрепче ухватить нить Женщины-Ворона и тяну. Ее вес оттягивает мне руку, и в кладбищенском полумраке я вижу перед собой не бесцветную ленточку, вроде той, что я выдернула из груди у скорбящего человека, а целый канат.
Толстую черную веревку, скрученную из десятков более тонких нитей. Здесь куда больше нитей, чем может принадлежать одному человеку. Так оно и есть – ведь они ей не принадлежат. Вот почему я не смогла нащупать нить в груди у Мэтью. Ее там не было. Она здесь, в числе многих других, которые Женщина-Ворон похитила у детей, укрепляя свое могущество.
Веревка сопротивляется, но я наматываю ее на пальцы и упрямо тяну.
Наконец, она поддается, но не лопается с громким звуком, не трещит – я просто чувствую, как нечто тяжелое начинает двигаться.
Темная, вязкая, как грязь, веревка распадается на части, прежде чем раствориться в воздухе и исчезнуть навсегда.
Одновременно с ней исчезает и Женщина-Ворон.
Только что она была здесь, из-под алого капюшона вились черные кудри, пальцы скребли по моему воротнику… и вдруг ничего, лишь облачко пепла и дыма, а я падаю – ведь больше меня никто не держит, – обрушиваюсь на мягкую землю.
Все столпились вокруг ямы. Похищенные дети дрожат, как свечи у открытого окна, а потом, с порывом ветра просто… гаснут. Как свечи.
Лара, задыхаясь, без сил привалилась к дереву, ее коса растрепана.
Джейкоб стоит у могилы, сжимая руками палку, как бейсбольную биту.
Но сражаться больше не с кем.
Лара откашливается.
– Ну вот, – говорит она, отряхивая перепачканную блузку, и в ее голосе слышится едва заметная дрожь. – Я же говорила, что мы все исправим.
Я наклоняюсь над темными останками Женщины-Ворона, ворошу пепел и наконец нахожу ленточку синевато-белого света.
Вторую половину своей жизни.
Лара сдавленно ахает. Я ее не виню. Очень надеюсь, что привидение никогда не похитит жизнь у нее и ей никогда не придется увидеть свою собственную нить вне тела, да еще и разорванную надвое.
Вынув из кармана второй обрывок, я соединяю половинки.
Сначала ничего не происходит, и одну ужасную долю секунды я думаю, что моя жизнь погублена безвозвратно. Джейкоб кладет мне руку на плечо, и тут у нас на глазах нити начинают соединяться, сплетаться, пока место разрыва не превращается в тонкую черточку, похожую на едва заметную трещину.
Нить кажется… хрупкой. Она светится не как электрическая лампочка, а скорее как свеча, которую надо защищать, укрывать от ветра. Но синеватый свет горит ровно и ярко. Это совсем не похоже на гадкую веревку, которую я вытащила из груди Женщины-Ворона.
Я подношу ленточку к груди. Понятия не имею, как это делается. Может, я должна произнести какие-то слова, вроде заклинания, взмахнуть руками или что-то в таком роде.
Поэтому, глядя, как лента просто влетает мне в грудь и сама ложится между ребрами, будто камушек на речное дно, я чувствую неимоверное облегчение, а потом…
Я судорожно ловлю воздух ртом, перед глазами все плывет.
Моя жизнь…
Воздух в измученных легких.
Рука, сжимающая мою руку.
Свет в темноте.
Я лежу на камнях на заснеженном берегу, с волос течет вода,
