Старуха улыбнулась.
– От Богдана, что ли?
– Не только. И в Брянске о тебе говорят.
– Да? Ну и чего с товарищем?
– То в жар его бросает, то в холод, ломота в костях.
– За лечение платить надо.
– Не беспокойся, заплатим. Побыстрее бы его на ноги поднять.
– Эка какой ты шустрый, отец Григорий. В первую голову надо знать, что за хворь у него.
– Так погляди.
– Давайте-ка в хату вашего хворого.
Варлаам с трудом поднялся и, поддерживаемый Мисаилом, прошел до хаты знахарки.
Отрепьев дал возчику денег и спросил:
– А где тут, Богдан, можно на постой встать? Одним днем лечение не закончится.
– Вот с этим у нас трудно, отец Григорий. Семьи у всех большие, а хаты, сам видишь, крохотные, в тесноте живем. Чужих и поместить негде. У Агаты баня просторная и сарай такой же, но она за постой еще больше, чем за лечение, запросит. Ты деньги-то при ней особо не показывай. Вытянет все до копейки.
– Я понял тебя, Богдан, спасибо, езжай домой, а мы тут разберемся. Храни тебя и семью твою Господь.
– Угу! Поехал я. – Богдан развернул повозку и двинулся по улице.
Отрепьев с Ивашкой прошли в хату знахарки, в сенях столкнулись с Мисаилом.
– А ты чего тут?
– Так дальше бабка не пустила. Варлаама забрала, мне велела ждать.
Ивашка почесал свалявшуюся бороду и заявил:
– Цену набивает.
– Варлааму на самом деле худо. Как бы не помер, – сказал Отрепьев.
– Все там будем.
Тут в сени вышла Агата.
– Собрались? Значится, так. У товарища вашего простуда. Излечу за три дня.
Отрепьев вздохнул.
– Ну и хорошо.
– Хорошо станет, когда заплатите.
– Сколько? – спросил Григорий.
Бабка прищурила глаза.
– Полтину.
– С чего так дорого? – возмутился Мисаил.
– А ты, милый, по лесу да по полям походи, нужную травку найди, собери, принеси, высуши, отвар сделай. И все сама. Посиди с хворым денно и нощно, напои, накорми, вынеси из-под него. Так будете платить?
– Будем, – сказал Отрепьев. – Пусть полтина, но нам надо где-то жить, покуда ты товарища нашего подымать будешь.
– В хату не пущу, в баню тоже, только в сарай. Солома там есть, тряпья дам. Насчет еды уговор особый будет.
– Ты за все цену назови.
– Рубль.
– Слишком дорого за постой берешь.
– Я свое слово сказала. Согласны – платите, нет – забирайте товарища и идите отсюда. Только через неделю хоронить его будете.
– О лечении разговора нет.
– Не устраивает цена за постой и харч, то и в лесу люди живут. Ступайте со двора, через три дня придете за другом.
– Ладно, бабка, показывай сарай, тащи тряпье и еду. Будет тебе плата за все.
– Поначалу деньги давай!
Отрепьев отдал ей серебряными копейками.
Знахарка провела путников в сарай, принесла старую одежду, подушки, тулупы, каравай хлеба, копченую рыбу, квас и скрылась в своей хате.
Прав был Богдан. Знахарка действительно знала свое дело. Как она и обещала, через три дня Варлаам вышел к братии здоровым.
К вечеру святые отцы пришли на постоялый двор, крайний на русской стороне. Большой дом, высокая изгородь, летняя кухня, чистый двор, теплая конюшня, откуда доносилось ржание коней. Посреди двора колодец.
У раскрытых ворот путников встретил детина годов двадцати, по виду работник.
– Здравствуй, молодец, – поприветствовал его Отрепьев.
– И вам здоровья, иноки. Издалека ли и куда идете?
– Издалека и далеко, – ответил Отрепьев.
– Понятно. А у нас решили на ночевку остановиться?
– Да! Коли хозяин примет.
– Отчего же не принять?
От крыльца дома донесся голос мужика, вышедшего во двор:
– С кем говоришь, Евсей?
– Путники к нам, Пров Прохорыч!
– Так чего в воротах держишь? Пусть в дом идут.
– Ступайте, отцы, хозяин на крыльце, Пров Прохорович Сабаш. – Работник сказал это так, словно представлял не владельца постоялого двора, а по меньшей мере знатного и влиятельного купца.
Монахи подошли к крыльцу.
– Долгих лет тебе, Пров Прохорович, – сказал Григорий.
– Тебе тоже…
– Меня зовут отец Григорий, со мной Варлаам, Мисаил и Иван.
Сабаш осмотрел путников и спросил:
– На Литву собрались, что ли?
– В Киево-Печерский монастырь. Из Москвы.
– Ого! Из самой Москвы? И как там, отец Григорий?
– Может, ты нас в дом впустишь?
– Да, конечно, извиняйте, проходите.
Внутри было просторно и чисто. Голытьба здесь не появлялась, лишь степенные купцы и другой уважаемый люд.
Монахи расселись на скамьях вдоль длинного и крепкого стола.
Рядом с Ивашкой, напротив Отрепьева устроился хозяин двора и спросил:
– На ночь желаете встать?
– Да, – ответил Григорий.
– Можно. Проголодались?
– Есть такое дело.
– Сейчас. – Он глянул в сторону кухни, где что-то варилось, жарилось. – Рада!
В проеме показалась молодая девушка.
– Да, батюшка.
– Что у нас есть для гостей?
– Суп гороховый с бараниной, щи с говядиной, куры вареные, жареные, пироги разные. Да, еще забыла, матушка уху сварила. Из деревни рыбки привезли.
Сабаш перевел взгляд на Отрепьева, в котором сразу признал старшего.
– Слыхал, отец Григорий?
– Слыхал.
– Что будете есть?
– Суп гороховый, потом по курице на двоих и по пирогу.
Девушка от дверей подала голос:
– Есть с зайчатиной, с капустой, с луком.
– Тогда с зайчатиной. Квасу.
Ивашка сморщился и спросил:
– А как насчет винца, Гриша? Погода изменчивая, сегодня сносно, завтра мороз разыграется, не дай-то бог. Так и простудиться недолго. Одежды теплой у нас нет.
– Да, легко вы одеты, путники. Замерзнуть и хворь подцепить можете, – сказал Сабаш. – Могу шубы из овчины продать, хорошие, теплые, новые, шапки.
– Шубы нам не помешали бы, Гриша, – произнес Мисаил.
– В них идти труднее.
– А коли мороз? Тогда мы вообще никуда не уйдем.
Отрепьев подумал и спросил у хозяина двора:
– Сколько за шубы хочешь?
– Тридцать копеек за штуку.
– Недорого.
– Овцы свои, а шьет сын мой младший, Николка.
– По тридцать копеек возьмем.
– Шапки?
– Не надо.
– Ну тогда рубль двадцать. Завтра поутру посмотрите товар, оцените.
– Добро. За ужин и постой сколько? Желательно, чтобы ты разместил нас в одной комнате.
– Комната есть, там как раз четыре лавки. Теплая, чистая. За обед с хлебным вином и постой по пяти копеек с человека. Осилите?
– Осилим. Цены божеские.
– Что, прежде дороже платили?
– Где как, Пров Прохорович. Где больше, где столько же, – уклончиво ответил Григорий, вполне довольный таким приемом.
– Располагайтесь, святые отцы. Сейчас все будет.
Вскоре на столе появились блюда.
Монахи выпили по чарке, принялись за еду.
Вскоре со двора донесся стук в ворота.
– Евсей, пойди глянь, кого это в ночь принесло.
– Ага, – ответил тот, зевнул, надевая тулуп, – с Литвы, что ли, кто-то пожаловал?
– Не болтай попусту, пойди и глянь. Коли люди на постой, впусти.
Отрепьев почуял неладное.
– Я до ветру, – сказал он, встал, двинулся следом за работником и спрятался за сараем у изгороди.
Евсей открыл ворота, во двор въехали шесть всадников. Они спешились. Четверо пошли в дом, двое остались во дворе.
Отрепьев даже присел от неожиданности, когда на его плечо легла чья-то рука.
Он хотел вывернуться, но услышал знакомый голос:
– Чего ты, Гриша, испугался?
Отрепьев резко повернул голову.
– Андрюша, ты?
– Я, кто ж еще. Костыль за воротами. Ты иди в дом. Мы, если что, с этими ребятами разберемся.
– Да, я знаю, что вы все время рядом. А кто эти люди? Может, нас ищут?
– Пограничная стража, Гриша. Разъезд. Он тут часто бывает. И на путников посмотреть, и пожрать задарма. Кто им откажет или
