Во всяком случае, редактор «Thrilling wonder» счел этот рассказ хорошей историей. И, согласно журнальным колонкам, читатели были с ним согласны.
Насколько я был им заинтересован? Интерес пришел на ранней стадии учебного процесса. (Но цель была – придумать инопланетно-рыбный движ.)
Написано в 1947 году, опубликовано в 1948-м
Последний полет
Кабинет комиссара Брина не слишком отличался от кабинета любого барона-дипломата в Сэндсторме, межзвездной штаб-квартире Патруля на Марсе. Если ты видел один, решил Вик Карлтон, значит, видел их все; простояв двенадцать лет по стойке «смирно» во время традиционной церемонии, известной как Поцелуй смерти, он действительно видел их все – каждую безупречную беленую кабинку. Уютную, как операционный стол.
Звездные карты на стенах; книжный шкаф с различными космическими справочниками и руководствами; хлипкое жесткое кресло за квадратным жестким столом, а над столом – Список павших разведчиков, имена 563 человек, отдавших свою жизнь Службе; имена 563 погибших из общего числа, 1420.
Однако разведчики были добровольцами, и ежегодно по всей галактике молодые люди надрывали спины и перегревали мозги, чтобы попасть на Службу.
Речь была стандартной. Пожалуй, даже лучше обычного: Брин был новеньким и немного, хм, смущался. Он говорил недолго; превратил Поцелуй смерти в легкий клевок.
Он был таким же высоким и прямым, как и они; максимум на три года старше Вика Карлтона, старшего из троих; и его синяя форма отличалась только нагрудным знаком, золотой звездой вместо серебряной ракеты.
– Латц и О’Лири, вы под командованием Виктора Карлтона, одного из очень немногих людей на действительной службе, чей опыт превышает десять лет. Карлтон, ваши подчиненные с точки зрения психологии, физиологии и образования признаны годными для этой миссии; большего нельзя и желать. Должен напомнить, что Патруль называют гордостью космоса, а разведчиков – гордостью Патруля. Однако могу не напоминать, сколь ревностно следует оберегать эту гордость. Хорошей разведки и удачи. Это все.
Он испустил слабый выдох облегчения и закрыл рот.
Все? подумал Вик Карлтон, когда они отдавали честь и поворачивались кругом к двери. Это только начало. И ты это знаешь, Брин. Опасность и ужас – возможно, смерть, возможно, агония без смерти – официально начинаются после речи комиссара. Тебе следует это знать: шесть месяцев назад ты решил, что с тебя хватит, и уволился с действительной службы на эту непыльную кабинетную работенку. Когда мы выйдем из твоего кабинета, все только начнется.
Затем он подумал: Опасные мысли для командира. Может, Кей права; может, я старею.
А затем он подумал: Брину всего тридцать пять; мне – тридцать два. Помню, как я считал всех комиссаров дряхлыми развалинами, держащимися на силе воле и кучке правил. Но Брину всего тридцать пять! Я точно старею!
Они вышли в коридор и вместе с группой разведчиков, которых готовили для других миссий, направились к лифту. Надели шлемы, оставив поднятыми широкие выпуклые забрала.
– Так держать, О’Лири, удачного полета!
– Ты сам не понимаешь, как тебе повезло, Латц. Неубиваемый Карлтон – вот мой выбор командира для первой миссии новобранца!
– Вы только взгляните на Карлтона, парни. Ему скучно! Что за человек!
– Первый полет – самый трудный, О’Лири. Помню мой!
– Эй, Латц, чего это ты позеленел? По статистике, шансы вернуться одним целым – пятьдесят на пятьдесят!
– В полет, О’Лири, в полет.
Карлтон наблюдал за своими людьми. Сейчас особое внимание следовало уделить О’Лири. Латц еще пылал энтузиазмом после выпуска из академии; может, его и пугало боевое крещение, но возбуждение пересиливало страх. О нем можно не тревожиться, пока не начнется работа; и даже тогда, быть может, его скорее придется удерживать от рискованных порывов, нежели подбадривать. А вот за О’Лири требовалось проследить.
Первый полет всегда был трудным. Вик помнил свой – это было девять, нет, одиннадцать лет назад. Командир, у которого настолько сдали нервы, что он предпочел уйти в отставку и больше не летать; другой новобранец, чья психика так пострадала, что он навеки перебрался в крошечную Патрульную психиатрическую лечебницу на Ганимеде. Какой-то плотоядный мох едва не поймал их; это было жутко. Но Вик оклемался и принял участие в следующей же миссии из Сэндсторма. Нужно было сразу же лететь, иначе твои нервы могли одержать победу.
Само собой, О’Лири не закрывал рта.
– Нам досталась конфетка. Эта планета отличается от Земли всего на три десятых балла.
Остальные заулюлюкали.
– Зато расположена рядом с Дырой в Лебеде! Где обнаружили новую, которая ведет себя как звезда третьей величины, и метеорный поток, летящий со скоростью света! В той части галактики не слышали о Ньютоне! Забирай ее!
– Та область даже толком не нанесена на карты, О’Лири. Быть может, там время схлопнулось и взорвалось, может, там возникла Вселенная. А он говорит – конфетка! Забирай ее себе, меня устраивает планета, отстоящая от Земли на полных шесть баллов, в разумном районе вроде Девы или Тельца.
– Да уж, не обманывай себя, О’Лири. Но вперед, парень, вперед!
– Эй, Латц, так чего ты такой зеленый?
Гарри Латц слабо хихикнул и вытер мокрую ладонь о синий джемпер. Карлтон хлопнул новобранца по спине, помял ему лопатки.
– Не волнуйся, с тобой два опытных человека. Мы за тобой присмотрим, правда, О’Лири?
О’Лири изумленно поднял глаза, потом серьезно кивнул.
Конечно. Мы тебя подстрахуем, сынок.
Хорошо. Заставь О’Лири перестать думать о себе, заставь тревожиться о новобранце, и у него не будет времени на панику.
Лифт остановился на главном этаже Здания разведывательных операций, незамысловато отделанном голубым пластиком. Сквозь распахнутые двойные двери Вик Карлтон видел собравшийся гражданский персонал, который всегда бросал работу перед отправлением миссии. Проводы на казнь в Сэндсторме, так называли это разведчики. Может, гражданских это возбуждало? Вик пожал плечами. А других людей возбуждала перспектива продлить человеческую империю еще на пару световых лет в космос.
Кто-то запел:
Патрульно-синий цвет, широкий блеск забрала —Он рассечет эфир, как до него папаша рассекал…Взявшись за руки, трое разведчиков подхватили песню. Отбивая ритм ногами,
