Мне вдруг стало не хватать общения, мыслей, отличных от моих, сопоставления разных идей. Однако, если верить соответствующей литературе, при том, что ребенок может начать говорить в любой момент, грядущая катастрофа произойдет гораздо раньше, чем он научится вести настоящий диалог. Мне это представляется печальным, хотя и неизбежным.
Надо же, как я заблуждался!
Однако же, мне снова мешают изучать искусство так, как мне хотелось бы. Я старый человек, на мне не лежит никакой ответственности; я всей своей жизнью пожертвовал ради искусства. Это ужасно бесит.
И насчет разговоров. Могу представить, что за беседа состоялась бы у нас с Одобрителем, случись кому из них застрять со мной на Земле. Сколько скуки, сколько узколобого идиотизма! Сколько тупого нежелания хотя бы мельком взглянуть на созданные за несколько тысячелетий шедевры, не говоря о том уже, чтоб восхититься ими. Максимум, на что он был бы способен – это принять (с оговорками!) отдельных художников своей культуры. Да что он может знать, например, о китайской живописи? Или о наскальных фресках? Разве способен он понять, что и там, и там за примитивными периодами следовали эпохи расцвета, сменявшиеся формальными поисками и декадентским кризисом жанра, которые в свою очередь почти неизбежно приводили к зарождению нового стиля, а тот, в свою очередь, тоже начинался с примитива? Что этот процесс повторялся снова и снова во всех основных культурах, так что даже такие выдающиеся гении, как Микеланджело, Шекспир или Бетховен, с высокой степенью вероятности возродятся – ну, не буквально, конечно, в другом подобном цикле? Уж не говоря о том, что своих Микеланджело, Шекспира и Бетховена можно найти в нескольких эрах древнеегипетского искусства?
И может ли вообще Одобритель понять это искусство, если у него нет даже самой простой информации, необходимой для этого понимания? Если их корабли покинули обреченную Солнечную систему с грузом исключительно утилитарных предметов? Если они лишают свое потомство возможности хранить какие-то детские сокровища из страха развить в нем сентиментальность – так, чтобы, прилетев на Процион XII, никто не лил бы слез по погибшему родному миру или оставленному на нем щенку?
И все же какие невероятные шутки проделывает история с человечеством! Те, кто бежал прочь от музеев, кто не везет с собой ничего, кроме бездушных микрофильмов того, что находилось в их Одобренных культурных центрах – все они еще узнают, что пренебрегать человеческой сентиментальностью нереально. Безликие, утилитарные корабли, что несут их к чужим мирам, сделаются там музеями прошлого. Их рациональные формы послужат источником вдохновения для храмов не родившихся еще религий.
Что это такое со мной творится? Что я несу? Я всего-то хотел объяснить причины своего раздражения…
29 мая 2190 г.
Я принял несколько важных решений. Не знаю, удастся ли мне воплотить в жизнь важнейшее из них, но я попытаюсь. Самое ценное для меня сейчас – время, поэтому писать в дневник я буду реже, если вообще буду. В общем, постараюсь выражаться как можно короче.
Начну с наименее важного решения. Я дал ребенку имя: Леонардо. Сам не знаю, почему назвал его в честь человека, которого – при всех его многочисленных талантах (а точнее – по их причине) – считаю едва ли не самым большим разочарованием в истории искусств. И все же Леонардо был гармоничным человеком, чего никак нельзя сказать об Одобрителях – и, как я сейчас начинаю понимать, про меня тоже.
Кстати, ребенок реагирует на свое имя. Произнести его он пока не может, но реагирует на него самым непостижимым образом. И многим моим словам он тоже пытается подражать. Я сказал бы даже, что… нет, перейдем к главному.
Я решил совершить попытку бегства с Земли – вместе с Леонардо. Причины, побуждающие меня сделать это, сложны и до конца не ясны мне самому, но одно я знаю точно: я ощущаю ответственность за чужую жизнь и не могу уклоняться от нее.
Это не значит, что я принимаю доктрину Одобрителей, но мои собственные идеи подверглись переосмыслению. Я верю в реальность красоты, особенно той, что создана руками и разумом человека, и не могу по-другому.
Я старый человек, и я мало что успею совершить в оставшийся срок. У Леонардо впереди вся жизнь; он все равно что чистый холст. Он может стать поэтом почище Шекспира, мыслителем почище Ньютона, а то и самого Эйнштейна. Или злодеем пострашнее Жиля де Реца, чудовищем омерзительнее Гитлера. Но потенциал нужно реализовать. Мне кажется, под моим наставничеством у него будет меньше шансов обратиться ко злу. В любом случае, даже если личных качеств у Леонардо не обнаружится вовсе, в нем могут таиться зародыши будущих Будды, или Еврипида, или Фрейда. И этот потенциал тоже необходимо реализовать…
У меня есть корабль. Имя ему – «Надежда», и это первый корабль, достигший звезд. Это случилось почти век назад – примерно тогда же, когда ученые обнаружили, что Солнцу предстоит взорваться и превратиться в Сверхновую меньше, чем через сотню лет. Именно этот корабль принес человечеству весть о том, что у других звезд тоже есть планетные системы и что многие из этих планет пригодны для обитания.
Капитан Карма первым вернул свой корабль на Землю, подарив нам надежду на спасение. Это случилось задолго до моего рождения, задолго до того, как человечество разделилось на Одобрителей и Хранителей, и уж совсем задолго до того, как обе эти группы превратились в твердолобых фанатиков.
Корабль хранится здесь, в Музее Современной Астронавтики. Я проверил – все это время его поддерживали в идеальном состоянии. Мне известно, что двадцать лет назад, еще до того, как Одобрители строго-настрого запретили вывозить из музеев любые объекты, корабль оснастили самым современным на тот момент двигателем – на случай, если им придется воспользоваться при Исходе. Теперь он способен долететь до звезд всего за несколько месяцев, тогда как со старым двигателем на это ушли бы годы.
Единственное, чего я не знаю – это смогу ли я, Фьятиль, Хранитель Хранителей, искусствовед до мозга костей, научиться управлять им в оставшееся до гибели Земли время. Однако, как заметил один из моих любимых комических персонажей, «человеку трудно откусить себе голову, но чем черт не шутит…».
Я задумал еще кое-что, даже более волнительное… но об этом после. Что-то я все чаще поглядываю на солнце последнее время. Слишком часто.
11 ноября
