Так они и общались, по молчаливому согласию обходя некоторые темы. В один прекрасный день старик исчез. Утром Кирилл обнаружил, что на гвоздике нет ушанки, а в углу лыж. Дед куда-то ушел. Такое случалось, поэтому Кирилл не очень волновался: ушел – придет. Но прошел день, за ним другой, а деда все не было. Кирилл встревожился и собрался на поиски. Как назло, в тот же день зарядила метель. Спустя несколько дней, когда погода улучшилась, оказалось, что все вокруг засыпано снегом. Так он никуда и не пошел, хотя на душе кошки скребли.
День шел за днем. Кирилл, больше от скуки, чем с какой-то осмысленной целью, решил обыскать дом. Зачем ищущему тишины и покоя человеку жить так близко к железной дороге? Пустых земель полно, он мог поселиться там, где никто и никогда бы его не нашел. Достаточно случайно залетевшего беспилотника, чтобы его обнаружить; это риск, и немалый. Деду зачем-то нужна железная дорога. А зачем дорога партизану? Пустить под откос поезд. Значит, где-то должен быть тайник со взрывчаткой!
Кирилл тщательно обыскал дом, но ничего не обнаружил. Ни в сараях, ни в погребе, ни в бане ни намека на взрывчатку. Кирилл сел на ступеньку крыльца и стал покручивать в голове места, прикидывая, не пропустил ли он чего. Такое место было: дровяной сарай, под дровами он не смотрел. В сарае их было кубометров десять, в высоких, до потолка, штабелях. Переложить кучу дров – задачка не из легких. Только привычка не бросать начатое на полпути заставила его взяться за дело. Кирилл потянул полено в самом низу штабеля и еле успел отскочить. Дрова обрушились на место, где он только что стоял.
Завал пришлось разбирать и складывать у противоположной стенки.
Кирилл напряженно работал несколько часов и уже был готов опустить руки, когда увидел среди устилавшей пол древесной трухи длинную щель. Кирилл провел вдоль щели рукой. Когда рука неожиданно повернула на девяносто градусов, он расплылся в улыбке: вот и люк! Оставшиеся дрова Кирилл перекидал за каких-то полчаса.
Спустившись в погреб, он зажег висевшую у входа керосиновую лампу и замер в немом изумлении. Погреб оказался под завязку набит оружием. Кирилл прошелся вдоль полок, стирал пыль с ящиков, пытался разобраться в маркировке. Гранатометы, автоматы, мины и взрывчатка, взрывчатка, взрывчатка со всеми принадлежностями вроде детонирующих шнуров, подрывных машинок и прочего минерского хозяйства. Дед мог в одиночку вести целую войну.
В конце склада обнаружился атташе-кейс. Внутри, кроме небольшого планшетника, ничего не было. Кирилл забрал планшетник и поднялся наверх: чутье подсказывало ему, что он нашел то, что искал.
Вход в систему оказался защищен паролем. Это остановило бы обычного человека, но не Кирилла. Планшетник сопротивлялся целых полчаса, а затем сдался на милость победителя. Кирилл вернулся в дом, перекачал содержимое планшетника в имплант. Информация в планшетнике была организована по старинке – дерево каталогов, папки с текстовыми и видеофайлами.
Информации оказалось неожиданно много. В папках, помеченных как главные, оказались карты и схемы незнакомых территорий, каких-то городов и объектов. Это Кирилла не заинтересовало, он искал информацию о деде. Но разобраться в нагромождении папок оказалось неожиданно сложно. Дед не всегда жил в лесу – в папках было много информации из сети. Аналитические статьи, исследования, версии с комментариями. Все на русском – других языков дед либо не знал, либо не признавал. Информация оказалась устаревшей – последние файлы были скачаны из сети восемь лет назад.
Кирилл так углубился в изучение материалов, что не заметил, как вернулся дед.
Увидев на столе планшетник и сидящего со стеклянными глазами Кирилла, дед все понял и рассмеялся. Кирилл удивленно на него вытаращился: он ожидал гнева.
– Я… я думал, ты пропал, – пробормотал Кирилл, забыв поздороваться.
– Не дождетесь. – Дед стал веником обметать снег с валенок. – Ну что, нашел что-то интересное?
– Я не знаю пока, – честно ответил Кирилл. – Дед, извини!
– Пустое, – махнул рукой дед. – Ты все равно в бегах, так что доносить не станешь. Да и нравишься ты мне, Кирилл, вот сам не знаю, почему. Толковый ты парень, жаль только, что немец. Так что читай на здоровье про подвиги своих предков.
– Дед, а ты кто? Только про партизана не надо рассказывать…
– Я – русский офицер!
– Бывший?
– Офицер бывшим не бывает. – Дед сказал это с таким достоинством, что смешок замер у Кирилла на губах.
– Я… русский тоже.
Кирилл впервые в жизни сказал это вслух.
– Да? – Дед пристально на него посмотрел. – Бывает…
В полисах среди хай-теков было немало русских. Их никто не притеснял, только в СС не брали. Но многие как будто стеснялись своей русскости. При первой же возможности меняли фамилии, говорили по-английски или по-немецки. В армии Кирилл видел русских, которые и двух слов на родном языке не могли связать, потому что родители говорили с ними по-английски или по-немецки. Выбившиеся наверх русские больше всего притесняли именно своих. Хуже не было, чем русскому оказаться в подчинении у русского. И в глазах деда говорящий с акцентом Кирилл, с его немецкой фамилией, был именно таким Иваном, родства не помнящим.
– Меня усыновили, – сказал Кирилл.
Прозвучало это как оправдание. Дед задумался, глядя сквозь Кирилла. Покачал головой, встал и через плечо сказал:
– Там папка есть, называется «Оккупация». Посмотри на досуге, русский Кирилл. Потом поговорим…
После ужина Кирилл сел за чтение. Сначала было скучно – схемы развертывания войск, какие-то многостраничные директивы. Читая аналитические статьи, Кирилл недоверчиво хмыкал. Потом пошли воспоминания очевидцев, обрывки каких-то блогов, снятые на мобильные телефоны ролики и записи с камер беспилотников. Перед Кириллом разворачивалась картина трагической гибели огромной страны. Он не поверил, стал сравнивать и проверять… но нестыковок не было, все сходилось.
Не было никакого слияния России и Европы. Воспользовавшись вызванным Чумой хаосом, частные армии, до того охранявшие технополисы, заняли все ключевые точки страны. К ним присоединились отступившие на территорию России остатки европейских армий. Попытки сопротивления беспощадно подавлялись. А европейцы радостно это приветствовали, ведь из бесправных беженцев они становились хозяевами.
В условиях, когда приходилось выбирать между службой оккупантам
