Я встаю и поворачиваюсь, и теперь мы находимся лицом друг к другу. Зи протягивает руку и прикасается к моей щеке. И я снова ничего не чувствую.
– Все это время я поднимался за тобой, – говорит он. – Ты что не слышал, как я звал тебя по имени?
– Не-а. Извини. Наверное, у меня была большая фора. – И так и должно быть, потому что Зи может опередить меня в любой день недели.
Даже не просто в любой день недели, а каждый день, пока мы поднимаемся на гору. Мы проделываем это каждое утро с октября. Все началось с того, что тренер Зи предложил взбираться на гору, чтобы улучшить его выносливость на футбольном поле, но Зи постеснялся входить в ВР сам. Он не хотел надевать маску и топтаться на месте посреди нашей комнаты в общежитии. Так что он превратился в настоящего зануду, еще хуже, чем обычно. Он упрашивал, давил на чувство вины и подкупал меня всеми возможными способами до тех пор, пока я, наконец, не согласился подниматься на гору вместе с ним. Типичный Зи. Я предупреждал его, что не смогу вскарабкаться на вершину, и я был прав. Первые несколько раз я начинал задыхаться, едва добравшись до деревьев. Ко второй неделе я добрался до песка. В то утро, когда я, наконец, добрался до снега, мы закричали от радости и начали бросаться нетающими, теплыми снежками.
Подъем на гору позволил мне понять нечто важное, о чем я не сказал Зи: чтобы добраться до вершины, мне нужна энергия. Я должен есть.
Все – и мама, и Сафф, и Джосайя – беспокоились, что, когда я поеду в колледж, у меня случится рецидив. И даже я. Я сам беспокоился. Писали, что такое может произойти. «Сохраняйте бдительность. Старайтесь не вспоминать о происшествии. Никаких негативных реакций». Черт, вероятно, именно поэтому Сафф не разошлась со мной сразу после окончания школы. В течение первых нескольких недель все было нормально. Пища в общежитии была легкой, вязкой и безобидной. Но потом я снова начал потихоньку устанавливать для себя правила. Только овощи. Двадцать пережевываний, прежде чем глотать. Глоток воды после каждого кусочка. И я понимал, что с этого все и началось – с небольших правил, которые становились все более строгими. Никакой еды до ужина. Пятьсот калорий в день. Пятьсот калорий через день.
А затем Зи уговорил меня подниматься на гору.
– Ты и вправду меня не слышал? – спрашивает он.
Я стою на вершине горы. Зи и здесь собирается меня доставать.
– Я кричал что-то типа: «Ретт! Ретт! Разве тебе не наплевать?»
Один из плюсов того, что Зи из Китая, заключался в том, что, в отличие от почти всех моих знакомых, он не знал о Ретте Батлере и «Унесенных ветром»[15]. До тех пор, пока пару недель назад ему не рассказала девушка в коридоре нашего этажа.
– Просто чтобы ты знал, – говорю я, – сейчас я закатываю глаза.
– А я широко тебе ухмыляюсь, – отвечает он.
На его губах играет лисья ухмылка. Золотые глаза мерцают, как запрограммированные, – каждые две секунды. Зи снова касается моего плеча. Я почти это чувствую.
– Ты еще не виделся с друзьями? – спрашивает он.
– Не-а. Вчера вечером ужинал с предками. Даже не так: с предком. Папа ужин пропустил. И вообще, они какие-то странные.
Когда я это говорю, я понимаю, что это правда.
– А сегодня встречаешься с друзьями?
– Ты чего, Зи? Мы слушаем ушами, большими и круглыми.
Так говорит Зи, когда ему кажется, что я не обращаю внимания. Эта фраза из одного из детских шоу, которые он смотрит по утрам, пока я нахожусь на занятиях. Зи не понимает, что я всегда обращаю на него внимание.
– И нет, я сегодня не встречаюсь с Сафф. Я же сказал – она в Иллинойсе.
Я не говорю о фотографиях, которые она отправила.
– А как далеко Иллинойс?
– Боже мой. Как ты попал в колледж? Должно быть, ты очень хорош в футболе.
– Да ладно тебе. Я знаю, что он где-то посередине. – Он убирает руку с моего плеча и похлопывает меня по груди. – Я просто имел в виду: он намного ближе к тебе, чем Пекин.
Я делаю шаг назад и прислоняюсь к кровати в своей комнате. В ВР я стою у самого обрыва, но оттуда нельзя упасть, или спрыгнуть, или еще что. Рука Зи указывает в центр моей груди.
– Я должен идти, – говорю я.
– Да, здорово, круто! – отвечает яркая подделка Зи. – С моей стороны было очень круто прийти и встретить тебя здесь, на горе!
Я улыбаюсь за своей маской.
– Да. Здорово. Круто. С твоей стороны было очень круто прийти и встретить меня здесь, на горе, Зи.
– Лады. Теперь можешь идти. Приятного утра, Ретт.
– Ага, тебе тоже, – говорю я, и только когда я снимаю маску, а гора и Зи исчезают, я понимаю, что у него сейчас не утро. Я запрашиваю у СУД время в Пекине и узнаю, что там сейчас середина ночи.
Я нахожу маму в гостиной с миской овсянки. Еще одна странность. Она всегда говорила, что есть на диване – некультурно. Она разрешала мне это (она даже разрешила мне есть в душе), но я никогда не видел, чтобы она сама ела в гостиной. Теперь миска стоит у мамы на коленях, а одна рука покоится на лежащей рядом машине Apricity.
– Ты сегодня работаешь дома? – спрашиваю я, кивая в сторону устройства.
– Нет, нет. – Она перекладывает руку на колени. – Просто опаздываю. Ты хорошо спал?
– Как в детской кроватке.
Она слабо улыбается, блеск ее зубов контрастирует с бледным лицом.
– А ты хорошо спала? – спрашиваю я, зная, что это лучше, чем сказать, что она выглядит уставшей.
Хотя она на самом деле выглядит уставшей.
– Конечно. А как иначе?
– Вертелась из-за кошмаров? Просыпалась в поту?
– Хватит! Я спала. – Она вскидывает голову. – Тебя разбудил отец? Я просила его заходить на цыпочках, но ты же знаешь, как ему нравится бухать своими пятками.
– Меня разбудил будильник. Папа задержался или что?
– Нет, нет. – Она вновь кладет руку на машину. – Он ушел сразу после того, как пожелал тебе спокойной ночи. – Она подносит руку к груди. – Сразу после этого.
– Ты на него злишься?
– Конечно, нет. – С этими словами она шевелит коленом, и миска с овсянкой наклоняется и едва не переворачивается. Она ее ловит.
Я прищуриваюсь.
– А мне кажется, ты на него злишься.
Она молчит, а затем говорит:
– Твой отец больше не в силах меня разозлить. Люди говорят, что «во всем виноват» брак. Ну, а как по мне, «во всем виноват» развод, и злость можно оставить в прошлом.
– Оставить злость в прошлом, – повторяю я.
Она улыбается.
– Вторники тако.
– Аллитерация делает его вкуснее.
После того как она уезжает на работу, я проверяю сервер СУД