Если бы Эллиот сказал Перл, что его уход к Вэл был ошибкой. Если бы он уверял Перл, что был влюблен в нее все это время. Если бы он сказал, что сожалеет. Но ничего этого он не сказал. Ничего. Все, что потребовалось сделать Эллиоту, – коснуться ее щеки и сказать: «Голубка», – и Перл впустила его.
Она положила экран обратно на колени и возбужденно напечатала:
«Мейсон,
я встречусь с тобой, чтобы ты смог вернуть мою собственность.
Бар открывается в 2 часа дня».
Перл прочитала сообщение еще раз, мысленно извиняясь перед машиной за то, что назвала ее «собственностью». В остальном она осталась довольна твердостью своего сообщения. Даже несмотря на то, что ее руки дрожали, когда она его набирала, и продолжали дрожать до сих пор. Перл перечитала его еще раз и, прежде чем нажать «Отправить», добавила еще одно предложение:
«Не принимай это за любезность».
Перл уже ждала на крыльце, когда бармен открыл дверь в пять минут третьего. Казалось, ее присутствие вызвало у него одновременно удивление и раздражение.
– Входите, – сказал он.
Она шагнула через порог, почему-то ожидая, что Мейсон уже внутри, но, разумеется, бар был пуст. Только теперь, без кучи народа, Перл заметила, что у плитки на полу красивый дизайн.
– У вас есть кофе?
– Могу заварить, – нехотя сказал бармен.
Она села у окна, чтобы увидеть, когда подойдет Мейсон. Это произошло довольно скоро, на этот раз он был без велосипеда. Принес ли он ее машину? Увидев Перл в окне, Мейсон остановился, затем склонил голову набок и застенчиво улыбнулся. Она не стала отвечать ему тем же. С чего ей быть такой любезной?
Он вошел и заказал пиво. Глядя на нее, он подтолкнул стакан к центру стола и сказал:
– Я не буду пить. Я просто заказал его, чтобы человек мог выполнять свою работу.
– Какой ты заботливый, – язвительно ответила Перл. Обычно ей было сложно вести себя мило (хотя она знала, как смотрят на угрюмых женщин), и поведение стервы принесло ей неожиданное удовольствие.
Глаза Мейсона забегали по сторонам.
– Ее здесь нет, – сказал он.
– Тогда где она?
Он вздохнул, а затем, как будто шагая в пропасть, сказал:
– В моем офисе.
И внезапно в пропасть падает не Мейсон, а Перл. Она-то считала его мелким вором, скучным самовлюбленным человеком, клептоманом. Но почему-то ей в голову не приходил вариант, который был хуже, намного хуже. Ее могут больше чем уволить – на нее подадут в суд. Несмотря на это, в ее голове, вместо адвокатов или зала суда, появился образ машины на столе, разобранной на запчасти.
– Корпоративный шпионаж, – произнесла Перл вслух.
– Это уж чересчур, – скривившись, сказал Мейсон.
Но нет, не чересчур. Технология Apricity запатентована и ревностно охраняется. Генеральный директор Брэдли Скрулл публично заявил, что машина должна использоваться только для одной цели: помогать людям достичь счастья. Юристы прописывали это во всех контрактах. Перл и ее коллеги проходили ежеквартальные тренинги, где им рассказывали, что делать, если их догоняет конкурирующая компания. Первым пунктом шло: «Обеспечить машине безопасность».
– Ты выследил меня на Spark Stats, – сказала она.
Мейсон отвернулся.
– Что ты сделал с моей машиной? – спросила Перл.
Она представила себе разобранную Apricity, ее крошечные винтики, разбросанные по полу. Внутри закипал гнев. Перл прикусила щеку.
– Мы изучаем новые приложения для этой технологии. – Но эти слова не отвечали на ее вопрос. – Ты же слышала о ручных экранах. Экранах в… в ладони твоей руки? После того как они попадут на рынок, хлынет волна встроенных биотехнологий.
Она уставилась на него.
– Вы хотите вставлять Apricity в людей? И она будет… что?
– Делать то же, что и сейчас. Говорить людям, как стать счастливыми, изо дня в день, каждую минуту. А коммерческие ее возможности просто безграничны. Новый поворот на прямой маркетинг, верно? Компании будут из кожи вон лезть, чтобы… Почему ты качаешь головой?
– Это извращение, – сказала она достаточно громко, чтобы бармен посмотрел на них.
Мейсон окинул ее оценивающим взглядом и спросил:
– Ты знаешь, что означает это название? Apricity?
– Конечно, знаю. «Тепло от солнца зимой».
– Просто подумай, ты же сможешь его почувствовать, – он провел рукой по столу и кончиком пальца коснулся ее ладони, – прямо здесь.
Она отдернула руку, ощутив желание его треснуть.
– Я хочу вернуть свою машину.
– А мы хотим тебя.
В руке он держал карточку. Он приложил ее к экрану Перл, и на нем вспыхнули слова с его визитки: Apex Analytics, Таунсенд-стрит, 218.
– Меня? Зачем? Вам нужен программист. А я простой лаборант.
– У нас уже есть программисты.
– Кто?
Но он, разумеется, не собирался на это отвечать и просто улыбнулся.
– Мы хотим тебя, – повторил он.
– Что ж, меня вы не получите, – сказала она, ощущая невероятную радость от того, что произнесла эти слова вслух. Она повторила их мысленно: «Меня вы не получите!»
Взгляд Мейсона изменился, и сам он стал совсем другим. Не холостяком среднего возраста, не мелким вором и не корпоративным шпионом. Он улыбнулся, но Перл не могла сказать, была ли эта улыбка недоброй.
– Но ты ведь несчастлива, – сказал он.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Я хочу свою машину.
Перл ее не получила. Вместо этого ей предложили должность «консультанта» с окладом в три раза больше, чем ее нынешний доход. В ответ на это предложение она протянула руку и, схватив сумку Мейсона, положила ее себе на колени. Он с интересом наблюдал, как она роется в содержимом. Как он и говорил, машины Перл там не было. Она бросила сумку к его ногам и вышла из бара, не заплатив за кофе. Вот уж действительно плохое свидание.
Еще утром Перл позвонила на работу и сказалась больной, так что, кроме дома, идти ей было некуда. Ретт все еще был у Джосайи, но в квартире оставался Эллиот, и он был сама активность. Он встретил ее у двери и провел в гостиную, даже не спросив, где она была. Затем синхронизировал свой экран с системой управления домом (он, конечно же, знал пароль СУД, ведь, черт возьми, он его и придумал) и спроецировал на стену изображение: карту деловой части Сан-Франциско, центр которой пересекала ярко-зеленая линия.
– Вот
