С Ваниной головы свалилась шапка, щеки и нос ожгло холодом, расцарапало лицо ледяной крупой. От снега пахло арбузом… Ваня глотал его, сугроб жадно пил горячую кровь мальчишки и корчился, припадая к земле…
Афонин бил его по спине, по ногам, по голове, по ребрам. Наконец Ване повезло: Афонин поскользнулся, чуть не упал. Ване удалось вырваться, и он убежал под смех и крики афонинских приятелей…
Рискнул вернуться обратно он уже в темноте. Осторожно выглянул из-за дерева на углу, убедился, что Афонин и его банда давно смылись, и вышел к остановке троллейбуса номер 17.
На месте побоища в разноцветном сугробе попытался отыскать свою шапку и портфель со сменкой. Но ему попался только обрывок злосчастной новогодней открытки – клочок с надписью «С наступающим…» и кусочком нарисованной еловой ветки. Больше ничего.
Вокруг было тихо и пустынно.
В предпраздничный день большинство заведений и офисов закрылись пораньше, и многие люди уже сидели по домам перед телевизорами за накрытыми столами. Густой снег завалил город. Транспорт работал с перебоями.
Ваня сел ждать троллейбус. Однако спустя полчаса бесполезного ожидания почувствовал, что замерзает.
Тогда он встал, походил вокруг остановки, стуча ногой об ногу, попрыгал. Ныло разбитое плечо, порезы на лице саднили, набрякшая над глазом гуля дергала, отдавая в висок, живот подводило от голода. Но хуже всего приходилось рукам: мерзли без варежек.
Ваня подышал на красные в цыпках ладони, скатал снежок и бросил. Снежок упал и откатился совсем недалеко. Ваня подошел, поднял его, помял в руках… Снова бросил в сугроб и покатил комок вправо, потом влево, вокруг остановки.
Вместе со снегом на ком налипала мокрая черная земля, сухие прутики травы, прелые листья, сигаретные бычки, мокрые обрывки газет: липкий снег подбирал с земли все лишнее и втягивал в себя.
Пристукивая от холода зубами, Ваня забормотал, стараясь подбодрить себя, недавно выученный стишок:
– Топ-топ – нету ног.– Тук-тук – нету рук…Именно этот стишок его класс разучивал для школьного праздника. Именно его Ваня написал на своей самодельной открытке, которую делал для родителей.
Снежный ком упирался, скрипел, но рос, набирая плотности и весу. Ванины пальцы горели, немея, словно их отбили шипастым молотком для мяса. Скатав последний снежный комок, Ваня поднял его и взвалил на плечи снеговику. Посмотрел… Там, где у снеговика должна была быть щека, багровело широкое, неправильной формы пятно – Ванина кровь.
– Глазами – не видит,– Ушами – не слышит,– Чистый, холодный,– Стоит, не дышит,– пробормотал Ваня. Хлюпнул носом, и, приложив запястье к обжигающе ледяному, колкому снегу, растер багровое пятно, сделав его пошире…
У безглазого и безносого снежного человека появились багровые щеки, словно он неряшливо закусил малопрожаренным бифштексом.
– Белый, с черными глазами…– Мы его слепили сами.Договорив стишок, Ваня выковырял с клумбы два комка черной жирной земли и воткнул их снеговику вместо глаз. Один сразу отвалился. Ваня взял другой. Углубив ямку пальцами, вдавил посильнее.
Снеговик взглянул на Ваню двумя черными провалами: справа таращилась большая глазница, слева косилась маленькая.
Ваня привстал на цыпочки, обнял снеговика. Ему давно и сильно хотелось не только есть, но и пить. Он на секунду прислонился лбом к круглой снежной голове…
– С наступающим! – прошептал Ваня синими губами. И куснул. Рот засыпало снегом, холодным и невкусным. После чего жажда сделалась еще сильнее.
* * *– Господи, ну и метет!.. Ну, с наступающим, Лолочка!
Попрощавшись, Регина Сергеевна помахала парикмахерше Лоле через стекло тамбура и выскочила на улицу. Колючий снег вылетел из темноты и ударил по глазам. Регина Сергеевна зажмурилась и двинулась, пряча лицо в меховой воротник. Она торопилась.
Только что, колдуя над ее укладкой, Лола рассказывала ужасные новости из телевизора: оказывается, в городе орудует маньяк! Одну женщину убили в парке, другую – возле торгового центра. Еще какого-то парня маньяк растерзал возле кинотеатра. Жертвы избиты, расчленены, втоптаны в снег. Просто бойня! Кровавое месиво.
«Это бывает же зверье?! Вот откуда они берутся?! – щелкая жвачным пузырем, удивлялась Лола. – Не, я фигею!»
Регина Сергеевна дурацкими вопросами не задавалась. Она просто хотела добраться поскорее до своей квартиры. Там тепло и уютно, можно включить свет… Там ждет старенькая кошка Муся, елка, наряженная еще в прошлые выходные, стол, покрытый льняной маминой скатертью, и утка, с семи утра томящаяся в маринаде. Прибежать, покормить Мусю, сунуть утку в духовку, переодеться и ждать Павла Аркадьевича. Сегодня он обещал обязательно прийти. А тогда в судьбе Регины все может, наконец, перемениться к лучшему. С Новым годом, с новым счастьем, хи-хи!
– ХРУП-ХРУП, – раздалось поблизости. ХРУП.
Регина Сергеевна шарахнулась, впилась глазами в темноту. Ничего. Лишь колючий снег, бьющий в лицо. ХРУП. Это слева? Регина Сергеевна хотела обернуться – но что-то тяжелое набросилось на нее сзади. Разом отяжелели плечи и спина, пальто и шапка точно приклеились к чему-то, что давило на нее сзади. Регина вскрикнула, рванулась вперед… Не тут-то было. Тяжесть крепко схватила Регинины руки-ноги – они выгнулись назад, с хрустом выворачиваясь в суставах. Выбившиеся из-под шапки волосы будто намотались на колесо – и тащили Регину назад, вырываясь неряшливыми клочьями.
Регина вопила, выпучив слезящиеся от боли глаза, но рот забивался снегом – жесткой ледяной крупой… Получались лишь невнятный писк и жалкое поскуливание. Снег давил с неба, давил стеной. Чтобы не задохнуться, Регина хватала его ртом и глотала. Хватала и глотала. И прикусила в спешке язык. За секунду до того, как щелкнули, переломившись, шейные позвонки, она захлебнулась собственной кровью.
Ни Муси, ни утки, ни маминой льняной скатерти, ни тем более Павла Аркадьевича она больше никогда не увидела.
* * *– Совет тебе: не звони. Позвонишь – не отвяжешься. Стопудово! Пошли лучше в кафешку завалимся! – сказал Рыбаков и подмигнул Светке. – Бабосы есть. Куда торопиться-то, ну?! Тем более того, этого… С наступающим! Надо ж отметить? Ну, че ты как эта?!
Светка пожала плечами. Она сбежала с шестого урока, чтобы пойти с Рыбаковым в кино, так что терять-то ей, по правде, уже нечего: мать все равно скандал устроит. Зато Маркина с Черпаковой перестанут, наконец, донимать. Теперь она им не «лохушка» и не «курица». Теперь у нее свой парень есть.
– Ладно, че, – сказала Светка, соглашаясь. И автоматически потянулась за мобильником, чтобы перезвонить все-таки… Не успела. Рыбаков руку перехватил и, сжав, положил в другой карман – в свой. И не отпустил. Держал Светкину руку у себя в кармане, поглаживая и согревая. Прикольно, конечно, хотя и неудобно. Рыбаков, в принципе, парень ничего так. Уши великоваты. И лицо детское. Розовое какое-то, как у говорящего пупса. Хотя Рыбаков уже взрослый – школу два года
