– Але-оп, – печально повторил Артур. Он поджал ноги, сдвинув их вместе и, моргая, разглядывал покачивающийся на цепях человеческий обрубок. Запекшийся срез отцовского туловища продолжал куриться бледно-сизым дымом.
– Я буду смотреть до конца, – разлепил губы Артур. – Пока в твоих глазах не угаснет свет, па. Такое нельзя пропустить. И я буду сидеть столько, сколько нужно. Хоть всю ночь. Ты всего-навсего никчемный огарок свечи, и я увижу, как ты потухнешь.
Малышев закрыл глаза. Из его рта высунулся язык – багровый отросток, напоминающий дохлую пиявку.
Артур зевнул, раздраженно потер глаза.
В подземелье вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным гудением ламп и позвякиванием цепей, на которых висело то, что осталось от мужчины.
Молодой человек глубоко вздохнул. Очертания отца постепенно плавились, будто он был нарисован краской и теперь его смывал дождь. Лампы хитро подмигивали ему, словно предлагая поиграть в некую игру.
«Я вырву твой кадык», – скользнуло в памяти злобное шипение отца, и Артур что-то сонно пробормотал.
Веки наливались чугунной тяжестью, и он закрыл глаза. Голова молодого человека свесилась набок, ноги вытянулись, из приоткрытого рта послышалось равномерное дыхание. Артур погрузился в глубокий сон.
И как только он уснул, Малышев открыл глаза.
– И только последний вслепую бредет…[10] – кривляясь, прогундосил он.
– И щупает воздух: «Здесь где-то –Чужого из мертвых никто не возьмет», –Здесь саван! Он чувствует это…Сергей задрал голову, рассматривая потемневшие от копоти руки, скованные наручниками.
– Вот церковь… Как тронуть священную дверь… –вновь заговорил он.
– Для сторожа в этом спасенье теперь,Над ней золотое распятье…Прилагая неимоверные усилия, он подтянулся и судорожно вцепился зубами в запястье. Зубы сомкнулись на плоти, по грязной коже потекли свежие струйки крови. Руку пронзили электрические разряды боли, но он и не думал останавливаться, старательно разгрызая мышцы и сухожилия. Наконец он отодвинулся, сплевывая обрывки кожи и связок, после чего глухо запел:
– Он в каменный выступ вцепился, в резьбу,Он силится наверх подняться…Липкая от крови ладонь медленно поползла сквозь оковы, сдирая разорванную кожу, словно плохо приклеенные обои. Сергей торопливо приник ртом ко второй руке, остервенело разгрызая запястье. Когда он отстранился, вся нижняя часть его лица блестела от крови.
– Предчувствует бедный могильщик конец, – продолжил он булькающим голосом. – Все выше и выше вползает мертвец… Как будто на лапах паучьих…
Вздохнув, он распрямил руки, и его укороченное тело грузно обвисло. Слегка подтянувшись, он снова расслабил суставы, туловище колыхнулось. Кровь бежала из рваных ран, заливая грязные от копоти плечи и шею. Руки с трудом, сантиметр за сантиметром, протискивались сквозь стальные «браслеты», кожа с изгрызенных запястий нехотя, как перчатка, слезала вместе с кровоточащим мясом. От немыслимого напряжения из ноздрей Сергея заструились алые дорожки.
– От ужаса сторож в холодном поту, швыряет он саван проклятый… – прохрипел он. Его голос звучал, как скрипящий в слякоти щебень.
С влажным чавканьем одна рука высвободилась, повиснув окровавленной плетью.
Малышев ухмыльнулся безумным оскалом. Скрипя зубами, он принялся делать вращательные движения суставом второй руки, которая продолжала оставаться в плену наручников. Холодная сталь браслетов, насытившись кровью, медленно высвобождала трепещущую конечность. Наконец раздался чуть различимый треск, рука выскользнула из кольца наручников, и Сергей грохнулся на пол.
– Отлично, – прошипел он, вращая залитыми кровью глазами. Перед глазами все плыло и растекалось, как тающий воск, но кое-что он видел четко и ясно, как ювелир под лупой видит клеймо на золотом изделии.
Артур.
Арчи, чертов ублюдок.
– Но кончено все… зацепясь на лету, холст виснет на глыбе стрельчатой, – забормотал Сергей, начиная ползти к сыну. – Тут колокол дрогнул на башне как раз…
От падения лопнула обгорелая корка плоти, из кривых трещин начала вытекать кровь, выглянула розовато-губчатая масса внутренностей. Содранная с рук кожа болталась разлохмаченно-багровыми манжетами, но Малышев не обращал на это внимания.
Весь его мир скомкался до одинокой фигуры сына, спящего у стены.
– Я выгрызу тебе кадык, мальчик, – прошипел Сергей. Отталкиваясь окровавленными руками, он полз к Артуру, оставляя за собой поблескивающий пурпуром след.
– Выгрызу. Выгрызу, – тупо бубнил Малышев. Скрюченные пальцы его правой руки коснулись щиколотки Артура. Из разорванного запястья на брюки парня капала кровь.
– Открой глаза, сынок. Антракт закончен. Пришло время второй части нашего Представления, – ласково произнес Сергей, и веки парня дрогнули…
… Он закричал, оторопело глядя на тело отца.
Оно все так же висело, подвешенное на цепях.
– Гребаный сон, – хрипло проговорил Артур. Пульс в висках стучал так, будто к нему ломилась сама Смерть, сжимая в костлявых руках окровавленную косу. – Я ненавижу сны!..
Кряхтя и постанывая, он поднялся на ноги. Колени дрожали, и ему стоило громадных усилий удержать хлипкое равновесие.
– Папа? – позвал он.
Шаркая ногами, Артур потащился к отцу. Поскользнувшись на его отрезанных гениталиях, он упал, едва не угодив лицом прямо в вонючее ведро. То самое, где отец держал продырявленный череп.
– Б…дь, – сплюнул Артур, с омерзением глядя на мокрую паклю волос, прилипшую ко дну ведра. Поднялся, вытер грязные ладони о брюки.
– Папа?
Он подошел к отцу вплотную. Грим размазался по бледному лицу, из приоткрытого рта тянулась слюна, окрашенная кровью.
– Папа, я здесь, – тихо промолвил Артур.
Сергей поднял голову, и тот с трудом удержался, чтобы не отпрянуть. Лицо отца было похоже на маску смерти.
– Арчи? – едва ворочая языком, спросил он.
– Да, – помедлив, ответил Артур.
– Теперь… страшно тебе… да?
Парень отвел взор, не в силах смотреть в глаза отца. Они выглядели как две могилы, заполненные пузырящейся кровью.
– Конечно… – хрипло продолжил Малышев. – Не каждый день… тебе приходилось распиливать… человека… особенно… своего отца… Арчи?
– Что? – выдавил парень.
– Покажи… мне… мои ноги.
Артур перевел взгляд на нижнюю половину Малышева, которая уже начала коченеть. Кашлянув, он обошел отца, встав у него за спиной, и осторожно повернул тело в нужном направлении.
– Мои ноги, – прошептал Сергей, моргнув. – Это… мне снилось… что я иду босиком… по траве… Мне снилось… как я забираю нашу маму… из роддома… с тобой… Арчи… Был дождь… но когда мы вышли… выглянуло солнце… Я купил тебе плюшевого… мишку… А потом… поезд… помнишь? Как давно это было… почти вчера… наша мама…
– Не надо, па, – глухим голосом попросил Артур. Его глаза повлажнели от слез.
– Что… мы натворили, Арчи? – вымученно произнес Сергей. – В кого мы превратились? Кто мы?!
По его щеке скользнула слеза, прочертив по окровавленно-грязной коже светлую дорожку.
– Я любил тебя, – всхлипнул Артур. – Зачем ты со мной это делал!?
– Прости… пожалуйста. Мы больны… Это… моя вина, – прошелестел Малышев. Из глаз продолжали катиться слезы. – Мне страшно… Я видел демонов… Я падал в яму… Долго-долго… они там, внизу… они ждут нас, Арчи… и каждый раз… меня кто-то вытаскивал обратно…
Малышев повернул трясущуюся голову в сторону сына.
– Арчи… ты здесь?
– Да, папа.
– У меня… отключается зрение… кругом темнота… потрогай меня.
Артур медленно протянул руку и коснулся пальцами щеки отца. Она была липкой и прохладной.
– Тебе. Придется быть. Осторожней. Теперь. Ты остался один, – выдавил Малышев.
– Хочешь пить, пап? –
