Малышев ничего не ответил. Дыхание его стало затрудненным, в уголках рта скапливалась густая слюна, стекающая по подбородку.
Нерешительно потоптавшись, Артур заковылял из камеры и вскоре вернулся, держа пластиковую бутылку с водой. Отвинтив крышку, он осторожно смочил лохмотья губ отца. Затем попытался влить воду ему в рот, но все было бесполезно, прозрачная жидкость вытекала обратно, струясь по подбородку.
– Арчи, – заскрипел Сергей. – Я… больше не могу. Закончи это. Прошу тебя. И еще.
– Пап…
– Похорони меня. С ногами. Пожалуйста.
Сглотнув вязкий комок, подкатившийся к глотке, Артур огляделся. Залитый кровью скальпель лежал рядом с отцовскими ногами, и он поднял его трясущимися пальцами.
– Ты тоже прости меня, па, – сказал он, шмыгнув носом. Смахнув слезы, парень повернулся к отцу и глубоко вздохнул. Никакого удара в шею не требовалось.
Отец был мертв.
Несколько секунд Артур просто молча стоял, невидяще пялясь на его исковерканное тело, затем торопливо и даже с каким-то испугом бросил скальпель. Глаза застилали жгучие слезы.
Затем он закричал. Потом завыл, упав на колени. Обхватив руками виски, он ревел и визжал нечеловеческим голосом, катаясь по залитому кровью полу.
Наконец, обессилев, Артур скорчился в углу, прижав колени к животу и тихонько всхлипывая.
Артур плохо помнил, сколько прошло времени, когда он разлепил веки. Поднялся и, пошатываясь, вышел из камеры. Вскоре ему удалось найти отцовскую куртку, из кармана которой он извлек ключи от «буханки». В одной из камер он нашел фонарик и направился к выходу. Подумав немного, он быстрым шагом вернулся к отцу и, приблизившись, осторожно поцеловал его в щеку.
– Я простил тебя, – шепнул он, закрывая его веки.
Когда Артур поднялся наружу, приближалась ночь. Еще около часа понадобилось на то, чтобы выбраться из леса. Наконец он нашел отцовский мини-автобус, влез внутрь и завел двигатель.
– Все будет хорошо, па, – хрипло сказал Артур, глядя в собственное отражение в зеркале. – Завтра я обработаю твое тело. Я выну все лишнее и высушу его, как воблу. Затем привезу тебя домой. Скреплю тазовые кости специальными скобами, и ты снова будешь с ногами. Я спрячу тебя в подвале нашего сарая. Одену в твою служебную форму со всеми орденами. И буду приходить к тебе каждый вечер… Никто не догадается тебя там искать.
Убедившись, что двигатель достаточно прогрелся, он выжал сцепление и включил первую передачу.
– Начинается новая жизнь. Да, Арчи? – сказал он, подмигивая собственному отражению. Выглянувшая луна высветила его мертвенно-бледное лицо с растянутым в звериной ухмылке ртом. Он походил на оживший труп, покрытый грязью и с ног до головы забрызганный отцовской кровью. Глаза молодого человека были абсолютно сухи.
Артур поднял вверх табельный пистолет, который нашел в куртке отца, и зашелся каркающим смехом.
– Я взял это на память, па. Он мне пригодится. Але-оп, – отсмеявшись, прошептал он. «Буханка», фыркнув густым выхлопом, тронулась с места. – Але-оп…
Вскоре мини-автобус неторопливо катил по ночному шоссе.
Эпилог
Этим поздним вечером у Бориса Долина, бывшего лейтенанта ГИБДД, а ныне инвалида, было приподнятое настроение. Во-первых, сегодня квартиросъемщик, снимающий у него комнату в старой хрущевке, наконец-то выплатил долг за последние два месяца. Во-вторых, по четвертому каналу только что начался его любимый фильм «Берегись автомобиля», который он мог пересматривать бесконечно. В-третьих… Ну а в-третьих, в морозилке охлаждалась поллитровка, которую вместе с закуской Борис закупил сразу после того, как ему вернули долг.
Пока по телевизору шла надоевшая до умопомрачения реклама, мужчина торопливо готовил холостяцкий ужин – порезал хлеб с салом, затем вскрыл банку горбуши, маринованные огурцы, сполоснул под краном пучок зеленого лука.
На кухню зашла Даша, облезлая кошка неопределенного возраста. Внимательно осмотрев замызганные кормушки, она с вызовом посмотрела на хозяина и требовательно мяукнула.
– Хрен тебе, – буркнул Борис, облизывая крышку от рыбных консервов. – Я вас уже паштетом сегодня кормил.
Следом за Дашей на кухню прошествовали еще три кошки. Одна из них принялась обнюхивать плошку с застоявшейся водой, вторая пружинисто запрыгнула на стол и потянулась к открытой банке с горбушей.
– Аська, мать твою! – заорал Борис. Он смахнул кошку со стола, но та успела вильнуть хвостом, мазнув им по нарезанному хлебу. – Шлюха полосатая!
Кошки замяукали, начав тереться об ноги мужчины. Вернее, нога была одна, правая. Левая же оканчивалась протезом – результат давнишней аварии. Виноваты, по сути, были оба – водитель «Ауди» превысил скорость, а Борис был уже «тепленький» и переходил дорогу в неположенном месте. Раздробленную ногу попытались собрать из осколков костей, но возникли осложнения, началось заражение тканей, и все, что ниже колена, пришлось ампутировать. Собственно, из-за этого и пришлось оставить службу, и теперь он передвигался только с помощью костыля.
– Никак не нажретесь, – проворчал Борис, ковыляя к заляпанному жиром холодильнику. – Однажды утром я проснусь без второй ноги, которую вы обглодаете ночью, чертовы засранцы.
Выудив упаковку куриного паштета, он выдавил в кормушки бледно-розовую массу. Кошки, урча и толкаясь, мгновенно накинулись на еду.
– На сегодня все, – объявил Борис, глядя, как из коридора, учуяв запах съестного, прибежали два крупных кота. – Не устраивает режим питания – выгоню на хер.
Он указал на котов, которые, бесцеремонно расталкивая кошек, стремились пролезть к ужину:
– Вам, мудакам, яйца отрежу, чтобы не размножались. А вас, блядей, – он ткнул пальцем на урчащих кошек, – вообще на порог не пущу.
Подхватив разделочную доску с приготовленной закуской, Борис, хромая, поспешил в комнату. Между тем Юрий Яковлев выразительным голосом читал закадровый текст:
– «…Здесь было так темно, тихо и пустынно, что невольно хотелось совершить преступление…»
Поставив ужин на обшарпанный табурет, Борис, стуча костылем, вернулся на кухню за бутылкой и рюмкой. По дороге в комнату его взгляд случайно наткнулся на старый комод, притулившийся в прихожей. На нем ворохом лежало содержимое почтового ящика, которое он извлек, как только вернулся из магазина. Среди рекламных буклетов и бесплатных газет виднелся кончик конверта. Захватив его мизинцем руки, в которой была зажата мутная рюмка, Борис забрал его с собой в комнату.
«Что это? Опять какая-то реклама?» – рассеянно подумал он.
Мужчина поставил запотевшую бутылку на пол и с облегчением плюхнулся на засаленный диван, усеянный проплешинами. Пока его пальцы торопливо распечатывали водку, глаза неосознанно косились на конверт.
– …студенту 2 курса… педагогического факультета… – вслух прочел он. – Долину Борису Анатольевичу…
Он замер, рука, держащая бутылку, зависла в воздухе.
«Какой, в жопу, студент?! – изумленно подумал Борис. – Я учился в институте пятнадцать лет назад! Да и то два курса! После чего, аля-улю, загремел в армию!»
И хотя искушение выпить было велико, он нехотя отставил бутылку в сторону и схватил конверт. Дрожащими пальцами сорвал полоску с боковой стороны и, вынув наружу невзрачный листок, непонимающе уставился на текст. Перед ним была копия газетной статьи о смерти какой-то малолетней девочки.
– Маша Федорова… – пробормотал он, бегая глазами по строчкам. – Несчастный случай…
