Я чуть было не спросила смерть: этот-то на что тебе сдался? Но у смерти были свои планы. Нарушить их я не могла. Вдруг стало очень жаль времени, потраченного на этого мальчика. Полчаса, целых полчаса. Он был мне безразличен. Правда, парень красив, даже очень красив, неудивительно, что эти господа прибрали его к рукам. Но, раз смерть так решила, помочь ему я не могу.
И тут позвонил Лешка.
– Мам, где лежит большой альбом? Тот, в мохнатой обложке?
Плюшевый бордовый альбом у нас был, его еще бабка купила, и дед, естественно, держал его у себя.
– Зайди к деду в комнату, там на средней полке слева посмотри. Среди книг… Да! Дед его во что-то обернул. А зачем тебе?
– В школе сказали сделать презентацию «Мой род». Значит, нужно начать с деда. И у деда были же родители? Ты не бойся, я фотки отсканю! Дед показывал маленькую фотку – когда он во флоте служил… Мам, ты не помнишь, на каком корабле он служил?
– Маленькая фотка?
Дед на ней был совсем юный, коротко стриженый, щекастый – такую упругую щечку и не захочешь, а ущипнешь. Дед был похож на Алекса…
– Ма-ам!
– Лех, я перезвоню.
И я уставилась на Диневича, удивляясь собственной злости. Он посмел быть похожим на нашего деда!
Этот Алекс мог трахаться со всем городом, но быть похожим на деда не имел права.
И волосы вдруг сильнее засеребрились…
* * *Девочка, это знак для тебя. Парень, когда Вишневецкий его бросил, с горя пошел по рукам. Девочка, это СПИД. Он еще сам не знает. А если закатаешь левый рукав его стильного джемпера, то увидишь следы инъекций. А если пошарить в его стильной сумочке, найдешь смятые бумажки из-под доз кокаина. Он еще не конченый наркоман, он пока только балуется, и то не за свой счет.
Он рыдал, когда узнал, что Вишневецкий ушел. Не придавай значения. Он может зарыдать и из-за сломанного ногтя.
Он пустой, как воздушный шарик, девочка, и пытается заполнить эту пустоту имитацией чувства. Твоя новая подружка Аринка этого еще не поняла. Его содержал Вишневецкий, потом – еще кто-то, потом – еще… Работать он не умеет, не любит, не хочет и не будет, а годы идут. Аринка, возможно, станет его подкармливать, и еще кто-то из подружек, и кто-то из приятелей. Но все они разбегутся. И он останется один.
Сил, чтобы сделать рывок, уехать, где-то начать жизнь сначала, у него нет. А если не жизнь, то что?
Понимаешь, девочка?
Мне придется позвать его и прикоснуться к нему. Надеюсь, что получу распоряжение, когда он сдуру примет слишком большую дозу наркоты. Бывает, что мысли уходящего хороши, честны, прекрасны. Тогда я проявляю милосердие.
Этот будет страдать, потому что недополучил в жизни оргазмов.
На всех моего милосердия не хватит.
Я могу удержать на грани твоего деда, совсем ненадолго, чтобы твоя совесть была чиста. Не так уж часто мне приходится спасать чистоту совести.
У Алекса она в зачаточном состоянии, как у младенца. Он потому и позволил повести себя этой дорожкой, что отчаянно желал оставаться подростком, красивым и желанным мальчиком. Но кое-что хорошее нашлось и в его душе… даже странно…
* * *Она отыскала меня через Фейсбук. Вот ведь чертова сеть! И захочешь спрятаться от всего мира – а не сумеешь, обязательно туда вылезешь.
Я оставила следы в аккаунте Светы Урновой. За эти следы Жанна Доронина и зацепилась.
Деда из реанимации перевели в обычную палату, но нас предупредили: организм изношенный, счет идет в лучшем случае на недели.
Он и сам это понимал. Попросил, чтобы привели Лешку. Объяснял, что нужно сделать с его библиотекой. То есть – уходил мирно и неторопливо. И я старалась как можно больше времени проводить с ним. Чтобы он успел рассказать все, чего я не знала о нашей семье…
Мне было не до Дианы с ее бестолковой мамочкой, не до Алекса, который так в салон и не пришел, не до поисков убийцы. Я спасала свою совесть.
Так что попытка Жанны вызвать меня на разговор была безуспешной. Я ответила, что по семейным обстоятельствам не могу сейчас заниматься покойным Вишневецким и его голубой компанией.
– Это очень важно, – сказала Жанна.
– А в чем, собственно, дело?
– Не телефонный разговор.
– У меня дед умирает… – неожиданно для себя сообщила я.
Жанна молча отключилась.
В кабинетик заглянула Настя.
– Так выйдет завтра эта страдалица или не выйдет? Сколько можно ее подменять?
– Ты ей звонила?
– Трубку не берет.
Делать нечего – я связалась с Ольгой Константиновной.
– Дишенька дома, – сказала мамочка. – Мы вместе на кладбище сегодня ездили.
Я чуть не выматерилась.
– Значит, ездить на кладбище ей здоровье позволяет, а выйти на работу – не позволяет?! Вы знаете, что у нее нет бюллетеня и ее могут уволить за прогулы?
– Не кричите на меня!
Вот такая содержательная беседа…
Сколько можно покрывать это великовозрастное шестипудовое дитя? Я позвонила хозяйке салона и сказала прямо: Усольцева работать не хочет, ищем другого дежурного администратора.
– Давно пора, – ответила хозяйка. – У меня есть одна женщина на примете, сейчас ей позвоню. Она спокойная, уравновешенная, была администратором в спорткомплексе, дети уже взрослые, то, что надо.
Хозяйка у нас зря времени не теряет. Через десять минут она вышла на связь.
– Завтра утром придет Елена, сразу посади ее с Настей, пусть учится. А Усольцеву я увольняю. Так ей и передай.
– Передам с огромным удовольствием!
Конечно, никакого удовольствия не предвиделось. Но я устала от Дианы.
На следующее утро, когда я примчалась из больницы, меня ждала очень милая женщина лет сорока пяти. Она сидела в уголке, а у ног стояла большая сумка. В середине дня оказалось, что Елене знакомы правила хорошего тона и светского обхождения. Она принесла домашние пирожки и всякие вкусняшки, чтобы угощением отпраздновать свое вхождение в новый коллектив. Я вздохнула с облегчением: уж эта замуж за пидора не соберется!
Так что я велела очень довольной Насте послать Диане СМС-ку об увольнении.
И надо же! Дишенька опомнилась и вечером прискакала в салон.
Вообще-то я понимала, что произошло. Мамочка вместо того, чтобы устроить ей нагоняй и пинками вытолкать на работу, пожалела дитятко и позволила валандаться по кладбищу, решив, что как-нибудь сойдет с рук: в салоне поймут, простят и даже материально не обидят. Может быть, эта трогательная мамулька просто забыла, что детка где-то числится на работе?
– Здравствуй, Новый год, – сказала я. – Твое место уже занято. Взяли другого человека. Там тебе какие-то деньги полагаются, их переведут на карточку.
– Как это?
– Так. Обычное увольнение за прогулы.
– Ты сказала хозяйке, что я не выходила на работу? Но ты же знала, что я… где я…
Хотела я попросить ее предъявить справку с кладбища, но удержалась. И как можно вразумительнее объяснила, что по долгу службы обязана докладывать о прогульщиках.
– Но мы же подруги… – пробормотала Диана.
– И на этом основании ты
