– Ты меня слышишь? – Рэм вдруг оказался совсем близко.
– Прости. Выходит, чаще всего я вижу тех, кто погибнет.
– Да, и очень скоро. Скорее, чем смерть от рака или старости. Грядущее несчастье сильнее неотвратимости времени. Его-то и показывает тебе полынь.
Теперь Уле казалось, что она и сама это знала. Просто не хотела задумываться, страшась, что мысли принесут ей новую боль. Она вообще старалась делать вид, что полыни нет на самом деле, пока та не вступала в свои права. Слова Рэма пролили первый свет, и это оказалось больно, но куда слабее, чем Уля ожидала. Так с тошнотворным треском вырывают гнилой зуб, освещая мир новой, очищающей болью.
– Таких много? – выговорила Ульяна.
– Кого?
– Таких, как я… и ты. Таких много?
– Меченых? – Он задумался. – Больше, чем хотелось бы.
– И я могу с ними познакомиться?
– Если ты думаешь, что у нас есть профсоюз или группа на сайте «Вконтакте», то прости, я тебя огорчу. – Рэм скривил губы.
– Я не об этом… Просто мне казалось, что я одна. А выходит, есть целая… наука. Я не знаю. Это неожиданно. Мне бы хотелось узнать больше.
– Я рассказал все, что тебе нужно сейчас. – Глаза потемнели, он злился. – И не моя забота просвещать тебя дальше.
– А чья? – В Ульяне снова всколыхнулось раздражение. – Ты приходишь в мой дом, говоришь о какой-то игре, о всесильном Гусе, подарках… а о главном не хочешь?
Она вскочила на ноги и замерла напротив, отмечая, что они почти одного роста, что его шея нелепо выглядывает из ворота куртки, что он похож на молодую птицу, только вставшую на крыло.
– Почему это произошло со мной? Дар ли это? И если да, то в чем его смысл? Могу ли я предотвратить то, что видела? А полынь? Откуда она? Ведь ей не просто пахнет, она становится самим воздухом…
– Замолчи! – Рэм сцепил челюсти, на скулах проступили желваки, а во взгляде читалась неприкрытая злоба. – Я тебе не нянька и не учитель. Я не буду ничего объяснять. Мне откровенно плевать на твои вопросы. И на тебя мне тоже плевать. Я пришел исполнить поручение. Если не хочешь – не слушай.
Они постояли так, кипя зачинающейся неприязнью. Первой сдалась Уля – она тяжело рухнула на диван, прислоняясь к заваленной спинке.
– Хорошо. Говори что считаешь нужным.
Рэм навис над ней, но потом, взяв себя в руки, присел на краешек подушки и шумно выдохнул.
– Ты видишь гибель. И каждая связана с предметом. Вспомни. Мелочь, которую сразу отмечает взгляд. Она есть в реальности, есть и в видениях. Глаз натыкается на нее, она притягивает, ты не можешь на нее не смотреть…
Рэм все говорил и говорил, но Ульяна замечала только, как он открывает рот, но слова оставались за кадром. Она и так понимала, о чем рассказывает ей парень. Красная сандалия принявшего страшную гибель Никиты. Зеленая варежка девицы из электрички. А если подумать, то и прочие смерти, увиденные ею, несли в себе безделицы, о которых не выходило забыть.
– Я понимаю, о чем ты, – хрипло сказала Уля. – Продолжай.
Рэм удивленно на нее покосился.
– Вот видишь, что-то ты знаешь сама. Эти вещи… Они впитывают силу насильственной смерти, несут ее отзвуки, запахи, холодную дрожь. Словом, печать дурной гибели. Понимаешь?
Уля кивнула, чувствуя, как слабо кружится мир. Предметы двоились, расплывались, таяли. Ее мутило. А Рэм продолжал говорить, не замечая, как заливает ее лицо безжизненная бледность.
– Гусу нужны такие вещицы.
– Так пусть возьмет их. Это же проще простого, обычно про них никто и не вспоминает… Не до этого, знаешь ли… – равнодушно проговорила Уля.
– Ты не поняла, предметы нужно забрать сразу изнутри и снаружи… Из видения, образа, называй как хочешь. Выкрасть их из полыни. Объединить с тем, что осталось в вещном мире.
– И это возможно?
– Возможно практически все. Вопрос в том, хватит ли в тебе сил, умения и жизни. – Рэм замолчал, думая о своем. – Словом, Гусу нужны три вещицы.
– Зачем? – От этих слов парень снова дернулся.
– Не задавай таких вопросов, когда говоришь с ним. Или о нем. Принимай как данность. Поняла? – И, дождавшись кивка, продолжил: – Если ты согласишься на игру, у тебя будет лунный месяц, чтобы собрать три вещи, связанные со смертью. Принесешь их Гусу, и он исполнит твое желание.
– Любое, кроме воскрешения?
– Любое, кроме воскрешения.
Уля откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Ей вспомнился старый мультик, который она любила смотреть с мамой тысячу лет назад. Обаятельный джинн, вылезший из лампы, обещал оборванцу с улицы исполнить его желания. Все, кроме воскрешения и убийств. Кажется, иметь дело с любовью он тоже отказывался. Уля слабо улыбнулась.
– А что, если я не успею?
Она так и сидела, закрыв глаза, сохраняя в памяти образ теплого вечера у телевизора в старой квартирке, похожей на эту. С одним отличием – тогда рядом была мама, готовая спасти ее от всех бед. И приготовить пирог с яблоками.
– Если ты не справишься… – Рэм на секунду сбился. – Гус возьмет тебя во служение.
– Это как? – Ульяна нехотя открыла глаза, парень сидел рядом с ней, отвернувшись к окну.
– Будешь работать на него. Он сам объяснит, что нужно делать… Если ты проиграешь, конечно.
– Я могу отказаться?
– Прямо сейчас. Или завтра с утра. Гус тебя больше не тронет. – Одним рывком Рэм поднялся на ноги, диван жалобно скрипнул. – Я пойду.
– Да, конечно. – Уля тоже вскочила, чуть пошатнулась, но парень не подал ей руки, так и остался стоять, глядя тяжело, не моргая.
Он словно хотел что-то сказать, подбирал слова, но все никак не решался. Эта борьба читалась на его смуглом некрасивом лице, пробегая судорогой по осунувшимся чертам.
– Подумай хорошенько, – наконец проговорил он и скрылся за дверью.
Уля растерянно огляделась. Пыльный воздух комнаты, в которую никто, кроме нее, не заходил, теперь мешался с горькими незнакомыми нотками. Так пахло затаенное раздражение, принесенное Рэмом, его пропитанная сигаретным дымом куртка, взлохмаченные волосы, нервные руки с обкусанными ногтями на длинных сильных пальцах.
Комната казалась чужой. Уля привыкла к одиночеству, тишине вечеров, кружке чая на столике, постоянному холоду и сырости. Этот неуютный мирок стал ее собственным, возведенным годами отчаянной битвы за жизнь. Да, она боялась. Постоянно, без перерывов и выходных. Но и страх тоже был ее.
И все это рухнуло под гнетом услышанных слов. Кто знает, может, оказаться сумасшедшей было бы лучше? Слабая надежда, что врачи сумеют помочь и полынь канет в небытие, ускользнула из пальцев. Невозможная правда колола в груди. Глухой раздраженный голос Рэма звучал оглушительным набатом.
– Ты меченая, – говорил он, а по коже неслись мурашки. – Ты видишь кровавую смерть. Тебя выбрала полынь.
Долгий разговор, выпивший из Ули все силы, оставил слишком много вопросов. Чем была полынь и кто дал
