– С вами, разумеется. – Горыня кивнул. – А вот на совещании я бы лучше помолчал. Мало ли что? Не хочу испортить сюрприз герцогу Веллингтону.
– Хм-м. – Пётр Иванович нахмурился. – Я уверен во всех генералах, как в самом себе. Неужели вы подозреваете кого-то в предательстве?
– Ни в коем случае, ваша светлость. – Горыня покачал головой. – Просто полагаю, что кто-то из них может обронить случайно несколько слов не в той компании или, чего хуже, станет менее интенсивно готовиться к бою. А я бы хотел исключить любые случайности. Но даже вам я не могу всего рассказать, хотя бы потому, что кое-что лучше один раз увидеть.
На следующий день Горыня с одобрения Багратиона переехал ближе к Севастополю, устроившись в деревеньке Холмовка, расположив там же штаб командования воздушными силами и начав оборудовать стоянку для дирижаблей.
На возведении укреплений трудилось уже больше десятка воздухолётов, работавших воздушными подъёмными кранами и перевозчиками материалов, так что позиции в основном были уже оборудованы. С Тотлебеном тоже удалось быстро договориться, просто продемонстрировав работу новых пушек, которые установили в двух верстах от невысокого холма, разметив на нём флажками крестообразную мишень.
Пара орудий, установленных на разлапистых поворотных лафетах, уже были готовы к стрельбе, когда с грохотом подков и стуком колёсных ободов подлетела коляска с генерал-инженером Тотлебеном и командующим армией князем Багратионом.
– Ну-с, голубчик, что это тут у вас? – Командиры несколько раз обошли пушку и внимательно осмотрели станок и лоток для подачи снарядов, потом Багратион обернулся к Горыне, с каким-то странным выражением лица вытер вспотевший от жары лоб большим платком. А затем, усевшись с Тотлебеном в походные кресла, поставленные расторопными адъютантами, они взяли в руки большие морские бинокли. – Начинайте, Горыня Григорьевич.
– Слушаюсь, ваша светлость. – Горыня повысил голос до командного: – Первое орудие, пристрелочным, одиночным, по мишени, Угол двадцать, поправка ноль. – Горыня, стоя у стереотрубы, навёлся на мишень и чуть крутанул резкость. – Огонь!
Гулко ахнуло орудие, выплеснув факел огня вперёд и в стороны, а через пару секунд у основания холма, метрах в тридцати от центра мишени, встал столб дыма.
– Первое орудие, пристрелочный, по мишени, угол двадцать три, поправка минус один.
Теперь дымный столб встал метрах в пяти от мишени, что было практическим накрытием.
– Первое орудие, огонь на полную загрузку элеватора, по мишени. Углы прежние. Огонь.
С задержкой в одну секунду пять снарядов разворотили в склоне холма огромную яму. Артиллерист-наблюдатель, стоявший с краю, вскинул флажок.
– Цель поражена, ваше превосходительство!
– А уж я-то как поражён. – Тотлебен встал с кресла и ещё раз обошёл орудие кругом. – Вы хоть понимаете, голубчик, что вы сотворили? Это же просто ужас для вражеских батарей! Какова дальность огня?
– Прицельная четыре версты, ваше сиятельство, а на полную дальность можно и на шесть забросить. Дальше не пробовали. Полигон не позволял.
– М-да. – Тотлебен задумчиво посмотрел на развороченный холм и перевёл взгляд на второе орудие. – А это что за зверь?
– Это? – Горыня усмехнулся. – Это моё любимое творение. – Он подошёл ближе к тридцатимиллиметровой пушке с длинным тонким стволом, который заканчивался мощным дульным тормозом, и провёл кончиками пальцев по затворной коробке. – Собственный дальномер, бункер на двадцать выстрелов, и исключительная точность боя.
– Продемонстрируете?
– Разумеется, ваше сиятельство.
Горыня сначала хотел сесть на место стрелка сам, но встретившись глазами с молодым лейтенантом, закончившим артиллерийские курсы, с улыбкой кивнул.
– Господин лейтенант, а нарисуйте мне поверх этой ямы крестик.
– Слушаюсь, ваше сиятельство! – Лейтенант, буквально телепортировавшийся в кресло стрелка-наводчика, на несколько секунд приник к прицелу, совмещённому с оптической дальномерной трубкой, и удостоверившись в том, что всё в порядке, дёрнул рычаг подачи унитаров, взвёл затвор и плавно вдавил педаль спуска.
Тяжёлая гулкая очередь хлестанула по холму, вспучивая фонтаны разрывов, встававших один за другим, ровно, словно по линейке. Сначала справа налево, а потом сверху вниз, образовав на склоне почти идеальный крест.
– Да… Много я всякого слышал о государевой канцелярии, но такое, признаюсь, вижу впервые. – Тотлебен опустил бинокль и широко улыбнулся. – Горыня Григорьевич, предлагаю по сему случаю отобедать у меня, чем Род послал, и заодно обсудить будущую диспозицию.
Переделав вдвоём за одну ночь расположение артиллерийских позиций и частично схему обороны, со следующего утра начали установку пушек и рытьё дополнительных окопов, так как Тотлебен категорически настоял на дополнительном пехотном прикрытии столь ценных батарей.
Вызов из ставки командующего пришёл на пятый день непрерывных работ, когда в целом оборона была уже выстроена, артиллеристы обживались на позициях, даже сделав запасы воды и еды согласно предписанным нормам.
Полсотни километров до ставки Горыня решил проделать верхом, благо погода благоприятствовала, а Обжора уже слегка застоялся. Вместе со своим десятком, щеголявшим уже не в форме поместного войска, а в мундирах Государевой Канцелярии, двинул в путь по дороге, которую уже закончили ремонтировать, превратив если не в шоссе, то в очень пристойную двухполосную дорогу.
Ставка Багратиона деловито шумела, перемалывая донесения, сводки и синхронизируя полумиллионную группировку Южного войска. Всё ещё прибывали подкрепления, везли воинские припасы, и всё это нужно было расставить, правильно применить и выдать непротиворечивые указания. Слава местным богам, что продолжительность жизни в среднем была куда больше ста лет, и для большинства офицеров это была далеко не первая война.
Стоило Горыне появиться в приёмной, как дежурный адъютант сразу же проводил его в кабинет командующего, а тот в свою очередь попросил работавших у карты офицеров выйти.
– Горыня Григорьевич, – Багратион крепко пожал руку княжичу и кивнул, разрешая сесть. – У меня для вас важные новости. К нам, в Южное войско, летит Макошин круг великой княжны Анны. Я знаю о ваших сложных взаимоотношениях, но сразу хочу сказать, что благословение ваших супруг очень важно для всех нас.
– Да пусть прилетают. – Горыня пожал плечами. – Делов-то. У меня свои заботы, у них свои. Охрана там вполне приличная, так что, думаю, проблем не будет.
– Да, охрана у них своя, – кивнул князь. задумчиво глядя на Горыню, – Но я хотел бы попросить вас о личном одолжении. – Командующий помолчал и, не дождавшись вопроса, произнёс: – Качество благословения сильно зависит от духовного состояния берегинь. Может, отложите хотя бы на пару дней ваши разногласия и поможете им? Не за себя прошу, за солдатиков. Многим это жизнь спасёт. Очень многим.
– Да нет, по сути, никаких разногласий, – неохотно ответил княжич. – Вообще вся эта история со свадьбой была моей дуростью и ошибкой. И вот эта ошибка и вылезает всем нам теперь боком. Но вы, Пётр Иванович, не переживайте. Всё, что от меня зависит, я сделаю.
Встречали воздухолёт императорской семьи с помпой. Оркестр, ковровая дорожка, расстеленная прямо в пыли, и почётный караул из казаков и гвардейцев по обе стороны прохода.
Чётко зависнув над площадкой, «Буревестник» – воздушная яхта императорской фамилии, развернув винты, мягко прижался к
