Еще через сто шагов он увидел отца. Король Лотар лежал поперек дороги в охотничьем облачении, с поломанной спиной и измазанным кровью ртом. Но он был еще жив. Брайс точно помнил, что когда отец упал со скалы в ущелье, то умер сразу. Тогда он на мгновение успел ощутить себя отцеубийцей – ведь не подхватил, не смягчил падение, хотя мог успеть, должен был успеть…
– Почему ты ничего не сделал? – спросил Лотар, поворачивая к нему голову с вытекшими, выеденными червями глазами. – Неужели ты тоже, как и Яннем, мечтал о моей смерти? Я же любил тебя.
Гной, стекавший по щекам и бороде, казался пародией на слезы. В голосе слышался упрек.
Брайс с трудом сглотнул и качнул головой.
– Прости меня. Я… просто не успел. Если бы у меня было хоть секундой больше времени. Все произошло так быстро.
– Смерть всегда приходит быстро. Ты умеешь ее останавливать. Для меня ты этого не сделал. Ты знал, что пройдет еще год или два, и я возьму себе новую жену. Она родит новых сыновей. И ни у тебя, ни у твоего ублюдочного брата не останется ни малейшего шанса на мой трон. Так что вы с ним сговорились. Это вы убили меня.
– Тебя убила магия троллей и твоя собственная неосторожность!
– Меня убил ты, – сказал король Лотар. – Это сделал ты. И твой брат. Я всегда знал. Нужно было все-таки приказать задушить его в колыбели. После того, как не вышло…
Он вдруг подавился, изо рта у него хлынула кровь, словно кто-то или что-то не дало ему договорить. Тело, лежащее поперек пути, выгнулось, забилось в судорогах, неестественно, словно тряпичная кукла – в теле короля Лотара не осталось целых костей. Только череп и позвоночник… так, как требуется для проведения ритуала.
Брайс в отчаянии посмотрел по сторонам. Багряный туман почти касался головы его отца с одной стороны, и ног – с другой. Не обойти.
Только переступить.
Кто-то звал его, у него оставалось все меньше времени.
– Прости, отец, я никогда не хотел тебе зла. Мне не хватает тебя, я скучаю, – прошептал Брайс и переступил через корчащееся в судорогах тело короля Лотара.
Еще через сто шагов его ждал император Карлит, сидя в каменной ванне, наполненной пузырящейся кровью. Трещины на тропе стали шире, жуки, выползавшие из них, проворно взбирались по стенкам ванны и бегали по краям, оскальзываясь и падая вниз.
– Приветствую тебя, юный принц! – воскликнул Император людей, поднимая кубок с отравленным вином. – Я давно тебя тут поджидаю. Пришел присоединиться? Давай разделим на двоих одну шлюху. Дохлую, сгнившую – как раз тебе под стать.
Брайс невольно взглянул на собственное тело – в первый раз. О чем он говорит? Это все еще его тело, да, порядком потрепанное, с усеченными пальцами, но – его тело. Он живой. Он был почти уверен, что так.
– Не стоило вам лезть в Митрил, ваше императорское величество, – сказал Брайс, и Карлит улыбнулся, показав все свои крепкие белые зубы за истлевшими губами.
– В самый последний миг я понял. Когда уже не мог говорить. Но я понял и проклял тебя, твоего брата и весь ваш род. Знаешь, как сильно императорское проклятие, особенно если император изрекает его в последние мгновения жизни? Вам никогда от этого не отмыться. Ни ему, ни тебе.
– Ну, значит, будем жить в грязи.
– Да. В грязи и в крови, – сказал Карлит и исчез, а каменная ванна раскололась, выпуская потоки темной крови, захлестнувшей ноги Брайса, заполняя русло иссохшего ручья.
Он побрел дальше по колено в этой страшной кровавой воде. Но она хотя бы скрыла тварей на дне, и то хорошо.
«Зови меня, не прекращай», – думал Брайс, понятия не имея, к кому именно обращается.
Через следующие сто шагов не было никого. И через следующие сто. Он брел и брел, вода не убывала, но и не спадала, и идти в ней было тяжело. Брайса беспокоил багряный туман: он как будто стал ближе, понемногу сжимая узкий проход, так что теперь нельзя было даже развести руки в стороны, чтобы пальцы не утонули в кровожадной постанывающей мгле. Брайс прибавил шаг. Вдруг вдалеке послышался гул – словно водопад или… да. Это была толпа. Непостижимым образом она умещалась на крошечном пространстве в русле ручья – пространство тут было так же искажено, как время и реальность, так что там, где Брайс не мог даже развести в стороны руки, уместились сотни людей. Они все кричали в слепом, диком упоении, подкидывали шапки и поднимали над головами зловеще ухмылявшихся детей. Все они кричали: «Яннем! Яннем! Король Яннем!»
Брайс не видел его. Только угадывал далеко впереди, на троне, установленном посреди помоста. По правую и по левую руку от помоста высились колья. И виселицы. И столбы с прибитыми к ним людьми. С содранной кожей, вырванными глазами, отсеченными конечностями. Жертвы короля Яннема и его слепого, черного безумия, которое все же настигло его. И ведь они оба знали, что этот день однажды настанет, и скорее рано, чем поздно.
Брайс попытался протиснуться сквозь толпу, пробраться к нему, но люди стояли живой стеной. Какой-то мальчишка обернулся, увидел Брайса и, скорчив злобную рожу, швырнул в него камень. Брайс почувствовал удар над бровью, кровь потекла по лицу, и он вытер ее, прежде чем в него полетел новый камень.
– Яннем! – крикнул он. – Тьма тебя побери, Яннем! Это не ты!
Яннем его не слышал. Крик Брайса потонул в вое толпы, который из торжествующего стал злобным. Этот вой перекрывал стоны и вопли жертв безумного тирана, которым стал его брат. Народ Митрила боготворил своего безумного короля, и все эти люди жаждали крови. Крови Брайса.
Он увидел вытянутую руку далеко впереди, словно в немом призыве или повелении. Иди ко мне, брат. Они будут отрывать от тебя по куску, пока ты доберешься, но ты все-таки иди. Ты же мне присягал, ты мой вассал. Сюзерен призывает вассала.
– Это не ты, – сказал Брайс.
Рвущие его в клочья руки исчезли. Когда он открыл глаза, ничего не было – ни толпы, ни жертв на столбах, ни помоста.
Брайс согнулся пополам, и его вырвало. Пришлось отдышаться и постоять какое-то время, прежде чем продолжать путь. Но это уже конец, почти конец, Брайс это твердо знал. Ничего страшней его ждать впереди уже не может. Путь труден и долг, но он почти пройден.
Багровые клочья тумана клубились уже у самых его плеч. Брайс случайно коснулся их, и туман выел кровавую рану на его плече, которая сразу же начала чернеть и гноиться. Приходилось ступать осторожнее. И медленнее. Хотя он
