Мать одним взглядом заставила его умолкнуть. Волевое лицо мужчины-кентавра тронул стыдливый румянец, но он кивнул.
– И не одно. Я привык путешествовать в компании, и плохо знаю эти земли. Боюсь, мы окончательно заблудились. Я помню лишь одно имя, которое мне кто-то подсказал – Магистраль Джерси. Верно, этот человек может подсказать нам путь в Мексику?
Мы с Филом переглянулись. Фил ответил:
– Магистраль Джерси – не человек, а дорога. Скоростное шоссе. Оно ведет на юг, но не в Мексику. Мексика совсем в другой стороне, извините.
– Так и знал, – пробубнил себе под нос мальчик, но без ехидства; по нему было заметно, что он уже устал от приключений.
Его отец был обескуражен. Он сокрушенно покачал головой, а его яркая гнедая шкура потускнела до самых копыт. А вот женщину новости, похоже, не напугали. Она лишь приблизилась к мужу и нежно прижалась к нему светло-серым боком, чтобы утешить и подбодрить.
– Вы забрели слишком далеко на восток, – сказал я. – Придется срезать через Техас.
Кентавры непонимающе смотрели на меня.
– Техас, – повторил я. – Сначала вам нужно в Пенсильванию, потом в Теннесси, а может, а в Джорджию… – тут я остановился, заметив, что кентавры с каждым новым названием все больше поникают духом. – Вам понадобится карта. Завтра принесу.
Но кентавров это не воодушевило.
– Мы не умеем читать, – признался мужчина.
– Разучились, – с жалостью сказала женщина. – Давным-давно нас с детства учили греческому, а потом, по необходимости, и латинскому. Но древнего мира больше нет, и знания, которым нет применения, канули в Лету… Теперь лишь несколько старейшин способны прочесть карты на вашем языке; остальные из нас ориентируются по памяти и звездам, как птицы.
Ее глаза не были похожи на медовые глаза мужа: они были как темная вода, в глубине которой поблескивало темно-зеленое любопытство. С того дня Фил много раз пытался их рисовать, но так и не смог найти нужный цвет.
– Я могу нарисовать вам, – тихо сказал он.
Не помню, как отреагировали кентавры – сам я вытаращился на Фила. Тот продолжил:
– Нарисовать вам дорогу, обозначить путь в Мексику.
Мужчина раскрыл было рот, но Фил предвосхитил его вопрос.
– Не карту. Рисунок. Без слов.
Я помню, как он сидел, скрестив ноги, словно йог или индийский гуру, и склонялся вниз, к кентаврам. Казалось, он един с камнем, растет из него, как человеческие торсы кентавров росли из лошадиных тел. Сам того не замечая, Фил уже машинально рисовал невидимые фигуры пальцем на ладони.
Мне он тоже не дал ничего сказать.
– Послезавтра вас устроит? Мне придется рисовать день и ночь, чтобы все получилось.
Женщина удивленно смотрела на Фила.
– Ты сможешь нам помочь?
Фил самоуверенно ухмыльнулся.
– Я художник. А дело художника – запечатлеть странствия других.
Я добавил:
– Если хотите, можете подождать прямо здесь. Кроме нас сюда мало кто ходит. Разумеется, если вам будет удобно, – я сообразил, что не имею ни малейшего представления о том, чем питаются кентавры и как они вообще выживают в условиях двадцатого века. – Принести вам еды?
Мужчина-кентавр улыбнулся, обнажив крупные белоснежные зубы.
– Даже в это время года еды здесь в достатке.
– Желудей много! – воскликнул мальчик. – Обожаю желуди!
Его мать обратила взгляд своих темных глаз ко мне.
– А ты тоже умеешь рисовать?
– Нет, – ответил я, – но могу написать для вас стихотворение.
В тринадцать лет я только и делал, что писал стихи девочкам. Кентаврида осталась довольна. Фил собрал свои вещи и спустился с камня, настойчиво зазывая меня за собой.
– Бигл, кончай дурака валять, работа ждет!
Вблизи кентавры казались если не устрашающими, то, вне всякого сомнения, внушающими трепет. Даже мальчик был значительно выше нас, а его родителям мы едва доставали до места, где лошадиное тело переходило в человеческое. Мне всегда нравился запах лошадей – в отличие от многих других животных, на них у меня не было аллергии, – но от кентавров пахло грозой, надвигающейся бурей, и у меня немного закружилась голова. Фил на всякий случай повторил:
– Ждите нас послезавтра на этом же месте!
Мы были на полпути к вершине холма, когда Фил, щелкнув пальцами, воскликнул:
– Черт!
Бросив вещи, он кинулся обратно к кентаврам. Я остался ждать, наблюдая, как он крутится вокруг них, но никак не мог взять в толк, что он делает. Вернулся Фил быстро, и я успел заметить, как он сунул что-то в карман рубашки. На вопрос «что там у тебя?» он ответил «ничего особенного» и посоветовал мне не ломать над этим голову. Понимая, что в нынешнем состоянии Фил уперт как баран, я решил не донимать его. Почти всю дорогу домой он молчал, а я изо всех сил сдерживал любопытство. У самого дома я не выдержал.
– Значит, ты нарисуешь картинку, благодаря которой семейство кочевых кентавров попадет в Мексику? И как ты намереваешься это сделать?
Как обычно, мы оба несли ответственность за обещания одного из нас, и поэтому я считал, что в данном случае высокомерие мне позволительно.
– Сделаю. Это делали, – на лице Фила появилось решительное и даже свирепое выражение, которое я обычно видел у него в уличных драках с толстяком Стиви Хаузером и Милти Меллингером, не упускавшим случая поддразнить моего друга, – еще в Средние века. Роджер Бэкон, например. Я читал об этом. Но тебе придется добыть для меня карты. Чем больше – тем лучше. Мне нужно до хрена карт, целая тонна, и чтобы на них подробно был изображен каждый клочок земли отсюда – да-да, прямо от твоего дома – до техасской границы. Понял? Найди мне карты. А еще зайди к Бернардо и одолжи у него свечку его матери. Он говорит, что она получила ее от ведьмы в Сан-Хуане. Хуже не будет.
– Но они говорят, что не умеют читать…
– Бигл, я уже давненько не вспоминал про те два бакса…
– Карты, понял тебя. Карты. Думаешь, они из Канады? Лето проводят там, а зимуют в Мексике? Я в этом не сомневаюсь.
– Карты, Бигл!
Следующим днем была суббота, и Фил не придумал ничего лучше, чем разбудить меня в семь утра и скомандовать, чтобы я поднимал свою ленивую задницу и шел искать карты. На это я ответил несколькими емкими выражениями, подхваченными у Анхеля Саласара, моего «наставника» в иностранных языках, и к половине седьмого отправился к заправочной станции вверх по улице. К десяти утра я объехал на велосипеде все заправки в окру́ге, прихватил толстенный дорожный атлас моих родителей и торжествующе шмякнул все добро – включая ведьминскую свечу мамаши Бернардо – Филу на кровать.
– И что ты скажешь теперь, о верховный главнокомандующий?
– Теперь сходи выгуляй Дасти, – Фил уже подготовил свой любимый мольберт и теперь подыскивал подходящую бумагу. – Потом отправляйся писать свою поэму, а когда закончишь, возвращайся и прогуляйся с Дасти еще раз. Потом делай что хочешь. Работенка не пыльная, у