Пристально рассмотрев птицу, Серафина вдруг спросила:
— А садовник нашел только одну сову?
— К сожалению, да, — ответил Брэден. — Но я попросил его взять еще несколько человек и прочесать участок леса вдоль реки вместе с берегами. На всякий случай.
— Это хорошо, — кивнула Серафина. — Я чувствовала бы себя гораздо спокойнее, если бы на каминной полке сидело две совы, а не одна.
И, покинув, курительную, они отправились в Банкетный зал. В дверях Брэден чуть помедлил и оглянулся на подругу. А Серафина смотрела в зал.
Наряженное к Рождеству помещение было мягко освещено множеством свечей. Повсюду прохаживались сверкающие драгоценностями дамы в роскошных платьях и джентльмены в черных фраках. Они болтали и весело смеялись, держа в руках узкие и длинные, как флейты, бокалы с шампанским. Вместе с господами в зале находилось и большинство слуг. Все были веселые, нарядные, расслабленные. В этот праздничный вечер они могли хоть ненадолго забыть о работе и ежедневных заботах.
Дети прислуги толпились вокруг рождественской елки, с волнением ожидая, когда же будут раздавать подарки. Серафина вспомнила, как в детстве сворачивалась клубочком на ступенях лестницы, ведущей наверх из подвала, и слушала доносящийся из зала праздничный шум, мечтая оказаться среди других счастливых детей. И вот сегодня ее мечта наконец-то сбудется. Все это было так знакомо и, в то же время, так ново и непривычно. Но это был ее мир, ее дом, и живущие здесь люди были ее людьми — близкими и не очень.
Стоя в дверях зала рядом с Брэденом, Серафина вдруг увидела в одном из зеркал на стене их отражение. Это зрелище заворожило ее. На Брэдене был черный фрак, белый галстук и белые перчатки, как и полагалось молодому человеку его положения. Все его царапины и порезы вылечили, волосы аккуратно причесали. Мальчик сиял от радости, и огоньки свечей плясали в его карих глазах.
На Серафине было прекрасное золотисто-бежевое атласное платье, которое Брэден подарил ей к Рождеству, с корсетом, расшитым жемчугом и тесьмой, и длинным струящимся шлейфом. Как принято у юных леди, на руках у нее были длинные атласные перчатки, а на ногах — сверкающие туфельки. Но в отличие от других барышень с пышными прическами из высоко поднятых волос, Серафина оставила свои длинные, шелковистые, черные-пречерные волосы распущенными по плечам. А ее желтые глаза сверкали, как у пантеры.
Всего несколько дней назад Брэден пригласил ее на праздничный ужин, и она отказалась, поскольку считала, что еще не готова к такому мероприятию. Сейчас он приглашал ее снова.
— Ты готова войти в зал? — спросил он мягко.
— Да, — ответила Серафина, и они вместе вошли в огромную нарядную комнату.
51
Все рождественские вечера своей жизни Серафина провела в темноте подвала. Сегодня Банкетный зал встретил ее мягким светом сотен свечей, придающим золотистый оттенок улыбающимся лицам. В расшитых серебряными нитями платьях дам играли елочные огоньки. Все вокруг было украшено ветвями падуба, омелы и пуансеттии. В каминах пылал огонь, а с каминных полок свешивались многочисленные чулки.
Целый отряд лесников пригнал из лесу запряженный бельгийскими тяжеловозами открытый фургон, на котором лежала огромная, тридцати пяти футов в длину, пушистая елка. Ее подвезли к самым дверям. А потом другая команда, в которую вошел и отец Серафины, с помощью канатов, блоков и шестов установила роскошную ель в Банкетном зале. Потребовалось несколько дней, чтобы ее нарядить. Слуги и гости, залезая на лесенки, развешивали бархатные ленты, блестящие шары, игрушки и чудесные украшения, так что в конце концов весь зал наполнился сиянием.
Сейчас под елью лежала груда подарков для детишек здешних работников: куклы, мячи, трубы, колокольчики, паровозы и велосипеды, арфы и барабаны, тележки и перочинные ножи и множество других самых разных игрушек.
Серафина с Брэденом пробрались через толпу к елке и встали возле нее. Люди с радостными улыбками смотрели на мистера Вандербильта. А тот призвал всех к тишине и, когда гул смолк, заговорил:
— Добрый вечер всем, добрый вечер. Поздравляю вас Новым годом!
— С Новым годом! — хором закричали все вокруг.
— Как вам известно, мы, обитатели Билтмора, гордимся тем, что идем в ногу со временем и пользуемся новинками науки и техники. И сейчас, в Рождественскую ночь 1899 года, я хочу представить вам изобретение, которое, возможно, станет самым главным открытием нового века.
Он лукаво кивнул, и двенадцать улыбающихся служанок включая Эсси, внесли корзинки, полные длинных карамелек в форме посоха Санта-Клауса. Но карамельки были не просто белого цвета, как обычно, а еще и с красной полосой, которая спиралью обвивала каждую карамелину. Присутствующие встретили «изобретение» громким смехом и радостными криками.
В продолжение праздника слуги ставили на стол все новые и новые угощения: ветчину и запеченную индейку, подливку и клюквенный соус, и еще много всего из хозяйских закромов. На сладкое подали сливовый пудинг и пирожные, мороженое из молока с билтморской фермы и яблочный пирог с яблоками из местных садов.
Потом мистер Вандербильт уговорил мистера Олмстеда собрать всех детей у камина и прочитать им знаменитое стихотворение, которое начиналось словами «Ночь перед Рождеством…».
Серафина и Брэден слушали стихотворение вместе с остальными детьми и с тем же вниманием и восторгом. Серафине особенно понравились строки: «…В ночь накануне Рождества стояла в доме тишь, Ни шороха, ни скрипа, молчала даже мышь». Она столько раз испытывала подобные ощущения, пробираясь ночью по дому. А еще: «и лунный свет, отражаясь в снегу, был ярок, как солнечный свет». Наконец-то нашелся человек, который сумел описать красоту ночи дневными словами!
В какой-то момент Серафина подняла голову и встретилась взглядом с папашей. Он нашел ее в лесу совсем крошечной и с тех пор она стала ему родной дочерью — его семьей, о которой он так мечтал. Но сегодня девочка впервые видела отца столь счастливым и умиротворенным. Серафина не выдержала и подошла к нему.
— К счастью, сегодня не было салата, па, — сказала она.
— И вилок тоже, слава богу, — ответил он, подмигнув, и крепко ее обнял.
А чуть позже Серафина услышала, как мистер Вандербильт, мистер Олмстед и главный лесничий мистер Шенк, стоя у камина, обсуждают
