Взяв в руки телефон, Аби поняла, что это было еще хуже, чем она воображала.
На первый взгляд картина представляла собой калейдоскоп невинных деталей. Женщина в желтом платье – глубокое декольте по достоинству оценил бы Гавар Джардин – била в огромный барабан. Кошка, принадлежавшая нищему, со шляпой на голове, ходила на задних лапах. Ветер трепал флаги и раскачивал вывески таверн. Акробат выделывал трюки на веревке. Двое пьяных ссорились на улице, схватившись за мечи.
Ярмарочная разухабистость отвлекала внимание, и Аби потребовалось некоторое время, чтобы понять, что происходит на помосте в центре холста. А потом она задалась вопросом, как она могла это не заметить сразу.
Один несчастный, совершенно голый, болтался, подвешенный за лодыжки. Толпа внизу ножами пилила все, до чего можно было дотянуться. Еще одна обнаженная фигура была привязана к балкону, и в него втыкали острую домашнюю утварь, кому как заблагорассудится. В ход шло все – от рыболовного крючка и длинной вилки для поджаривания хлеба на огне до черпака, ручка которого ушла глубоко в глазницу. Ребенок чуть старше Либби Джардин решительно вгонял большой осколок дерева в голень жертвы.
Аби почувствовала, как тошнота подкатила к горлу. Она отвернулась и поспешно вернула телефон Мидсаммер:
– Он что, сумасшедший? Это не демонстрация силы, а бесчеловечная жестокость! Это настроит всех против Семьи основателей.
– Ты, Абигайл, возможно, удивишься, – произнес Файерс. – Но не идеализируй простых людей. На Кровавых ярмарках не было государственных палачей. Заключенных просто связали, а народ получил право на расправу. Канцлер Джардин преподносит Кровавые ярмарки как «торжество народной справедливости».
– Британцы никогда не станут так поступать, – покачал головой Уэсли, положив руку на плечо Рени.
– Люди в любой стране будут это делать, если их соответствующим образом настроить, – сказал Файерс.
– Против наших ребят трудно кого-то настроить, – запротестовал один из беглецов Бора. – Горящие поля и взрывающиеся ангары – это не причина для растерзания.
– Народу преподнесут причину, – сказала Аби. – Из ваших друзей сделают опасных врагов государства, угрозой для всех и каждого.
– Я уверена, что и настроение соответствующее создадут, – поддержала Мидсаммер. – Я видела в универе, как алкоголь и наркотики превращали нормальных людей в диких зверей. Я знаю девушек, с которыми на вечеринках творили ужасное. Все, что понадобится, – запустить одного садиста, чтобы он показал пример, и люди поймут: все дозволено. Тогда они звереют и забывают самих себя.
В комнате воцарилась тишина. Все задумались. У каждого внутри сидит зверь, который только и ждет, когда его выпустят на волю? Достаточно вспомнить Собаку, в какое чудовище он превратился.
Нет, Аби не хотела в это верить.
И в этот момент она поняла, что Кровавые ярмарки не всех способны превратить в кровожадных убийц. Поддадутся лишь те, как правильно сказала Мидсаммер, кто внутренне уже готов. Но всех остальных Кровавые ярмарки будут держать в страхе: ужасная участь быть растерзанным на площади толпой ждет каждого, кто выбился из всеобщего строя.
Как этому противостоять?
– Мы можем дать адекватный ответ, – предложила Аби. – Если Равные думают, что могут запугать нас Кровавыми ярмарками, мы можем вселить смелость в людей, сделать всех храбрыми, организовав общественный акт неповиновения.
– Давайте истории, которую создают Равные, мы противопоставим нашу историю. После свержения короля разбивали статуи монархов, уничтожали портреты, разрушали и сжигали королевские резиденции. Иными словами, уничтожали символы королевской власти. Мы должны сделать то же самое. Но без жертв, с максимальным оповещением общественности.
Джардины переехали в Астон-хаус, чтобы продемонстрировать всем: простолюдины довели его до разрушения, а Равные восстановили. Давайте расскажем, как мы это видим. Давайте пойдем в Часовню королевы, где они устраивали показательные суды перед Кровавыми ярмарками. В магазины Мейфэра, где богатым туристам со всего мира продают вещи, сделанные в городах рабов. К особнякам Астон-Гарден, где с нашими Равными без особой огласки, но вполне мирно соседствуют представители тех стран, которым стыдно иметь с нами открытые дипломатические отношения. Мы можем поджечь этот город, и я имею в виду не огонь – фигурально.
Аби замолчала, а они все смотрели на нее: Рени и ее дядя, Мидсаммер и Джон, люди из Бора. Аби видела решимость в их глазах.
– Не знаю, как вы, – отозвалась Рени, звонко щелкнув жвачкой, – а я считаю, что для начала надо пустить в ход спички.
И вскоре выяснилось, что Рени умеет отлично с ними обращаться. А еще и с кирпичами. И она знает, как войти и выйти из любого здания, как обходить камеры видеонаблюдения, и слышит шаги секьюрити ровно за десять секунд, прежде чем тот вывернет из-за угла.
– Знаешь, у меня много разных талантов, – сказала Рени, когда они вдвоем шли по Маунтфорд-стрит. Не сразу можно было догадаться, что всего четыре часа утра, так ярко горели витрины магазинов. – Однажды Джексон хотел заставить меня написать баннер, а потом сам не смог его прочитать. А он все-таки был доктором, и это что-нибудь да значит – они же способны любые каракули разобрать.
Рени замолчала. Аби знала, обе они подумали об одном и том же. На самом деле Джексон никогда не был врачом.
– Однажды твой брат свесил меня с крыши на веревке.
– Знаешь, это не намного легче, чем начать разговор.
Рени фыркнула. Хлопковые шарфы предусмотрительно были намотаны так, чтобы скрыть бо́льшую часть лица, и их голоса звучали глухо.
– Помню, когда мы были в Шотландии, Джесси говорила, что ты больше похожа на Люка, чем думаешь. Тогда ты в это не поверила. А что сейчас скажешь? Ты изменилась, Аби.
– Все изменилось с той самой минуты, как я выпрыгнула из машины, что везла нас в Милмур, – ответила Аби. – Мне потребовалось время, чтобы осознать это. Я думала, что, как только я докажу невиновность Люка, они поймут, почему я сбежала, и все будет хорошо. Я была такой наивной. Все, что я сделала, – поставила себя в положение, из которого нет пути назад.
– Но, согласись, это дает определенную свободу? Когда тебе нечего терять.
И это действительно было так. Аби пощупала в кармане баллончик. Сегодня она переступит еще одну черту. Нет, не просто переступит. Она взяла разбег и совершит прыжок.
Прыжок в неизвестность. Ее сердце учащенно забилось.
– А вот и они. – Рени кивнула в конец улицы, где появились две фигуры в черном, их лица тоже были наполовину закрыты. Девочка посмотрела на часы, пластиковую дешевку из Милмура с логотипом «ББ».
Хладнокровие Рени поражало. «Со стороны может показаться, что она просто проверяет, сколько минут осталось до ее автобуса», – подумала Аби.
– Три-два-один, и… вечеринка началась! – Рени сорвалась с места.
Сейчас важна была скорость.
