— Второй круг. Академия Кэйпдор.
Прокладывать себе путь на свободу не пришлось: у гусениц конечная здесь, дальше ей идти смысла нет. Первый круг — это элитный район, там живут исключительно те, у кого на каждого члена семьи есть личный эйрлат с личным водителем. Или два.
Выскочив на станции, я поднесла к турникету документы.
— Вирна Мэйс, — отозвался механический голос. — Льготный проезд. Проходите.
Толкнув металлическую тяжесть, я сорвалась на бег по идущему вниз эскалатору. На противоположной стороне широченной улицы раскинуло крылья главное здание академии. Поправив тяжелую от мокрой формы сумку, я устремилась к нему.
Глава 3
АКАДЕМИЯ КЭЙПДОР
ГЛАВНЫЙ КОРПУС АКАДЕМИИ, где я учусь, в высоту протянулся на шестнадцать этажей. Он полностью стеклянный, но это только видимость: академия Кэйпдор — самое защищенное место в городе. Она устоит при землетрясении в двадцать баллов (по шкале из двадцати), в случае затопления вокруг него будет растянут силовой щит, не позволяющий ни повредить само здание, ни размыть почву. Если смотреть на главное здание сверху, можно увидеть молнию. Как-то так повелось, что для въерхов символ могущества именно молния, само слово «Кэйпдор» в переводе с древнеранханского означает «Властвующий».
Огромная стеклянная стелла (что характерно, тоже в виде молнии) подписана девизом: Estors. Virhaain. Keaaiphain. Все в том же переводе это означает «Ум. Знание. Сила». Словом, если кто-то сомневался, что въерхи помешаны на собственной силе, одного взгляда на эту громадину должно хватить, чтобы все сомнения разом отпали. Если кого-то они вдруг посещали, то такие вот монументы вмиг исчерпывали это досадное недоразумение.
Народ стекался в корпус по центральной аллее, и я невольно ускорила шаг. Ветер усилился, дождь грозил перейти в ливень, а отражавшееся в темном стекле небо тянулось к земле всей своей тяжестью. Двери передо мной автоматически распахнулись, пропуская в холл главного корпуса, где я приложила пропуск к панели и прошла через сканирующий турникет, являвший собой стеклянную капсулу.
В Кэйпдор не получится пронести оружие, взрывчатку или что-либо еще, способное навредить въерхам. Да, большая часть обучающихся здесь — именно въерхи, жалкие крохи «калейдоскопников», как нас называют, составляют всего пять процентов студентов академии. Со временем процент, разумеется, должен стать выше, настанут дни, когда люди будут учиться наравне со въерхами. Об этом вещают со всех экранов и из всех СМИ, крикливые заголовки «Дорогу талантам» заполонили сеть и мозги тех, кто до сих пор верит в эту чушь. Лично я верю только в то, что мне здорово повезло, а вся эта хрень с «пятьдесят на пятьдесят» призвана для того, чтобы сдержать волнения. Так что да, мне действительно повезло.
В отличие от большинства студентов мой путь лежит в раздевалку. На территории академии допускается находиться не в форме только в холле или в прилегающих к зоне для переодевания коридорах. Многие, чтобы не заморачиваться, переодеваются дома, но есть исключения. Например, те, кому плевать на форму, или те, кто не может ее себе позволить. Таким, как мы, форму выдает государство, она чипирована, и выносить ее за пределы академии запрещено. Исключительно потому, что мы живем в неблагополучных районах и можем просто-напросто не вернуться или передумать обучаться. Тогда государство обеднеет на целую одну-две-три формы, ага.
Женская и мужская раздевалки разделены холлом и представляют собой два просторных зала, в которых спокойно можно проводить банкеты и презентации федерального значения. Если бы не бесконечные ряды шкафчиков, где хранятся вещи (а в моем случае и форма), уверена, здесь можно было бы вообще устроить поле для игры в виккл, а при желании — еще и возвести трибуны.
Раздевалка гудит голосами, мимо меня проходит стайка девушек-третьекурсниц (судя по нашивкам на рукавах), они даже не смотрят в мою сторону. Только одна из них что-то насмешливо произносит, но мне по большому счету плевать. Добираюсь до своего шкафчика, с наслаждением стягиваю куртку, сбрасываю внутрь сумку.
— Вирна! Привет! — Быстрые шаги и голос раздаются одновременно.
Запыхавшись, ко мне подбегает Алетта. Мы учимся вместе, она тоже человек, живет в Пятнадцатом, только в промышленном районе. Если там открыть окно на пятнадцать минут, из глаз начинают течь слезы, а спустя пятнадцать лет проживания в этом месте вам здорово повезет, если вы не станете хроническим аллергиком.
— Фух! Еле успела! — Она сбрасывает сумку прямо на пол, ладонями приглаживает растрепавшиеся темные кольца волос, пружинками торчавшие в разные стороны. — Платформа поломалась прямо на нашей конечной, представляешь?! Пришлось ждать следующую!
Чиркнув пропуском по панели, Алетта рывком распахивает дверцу и пялится на себя в зеркало.
— Ну и рожа!
— Все с твоей рожей нормально, — фыркаю я.
— Ну да, конечно.
Она недовольно кривится, достает из сумочки тушь и начинает красить и без того длинные загнутые ресницы. Глаза у нее темные, но в них мерцают крохотные золотые крапинки, такие же крапинки у нее вокруг носа (реакция смуглой кожи на солнце). Пока Летта красится, я переодеваюсь: темно-синяя юбка почти по колено, светлая блузка, такой же синий жакет. На груди вышит отличительный знак факультета лиабиологии — крылья над волной на ярко-желтом фоне. Почти такой же знак вышит и на рукаве, но с одной парой крыльев — он означает, что я первокурсница.
Летта переодевается наспех, из-за чего край воротничка у нее загибается под жакет, и я его поправляю.
— Спасибо, — бормочет она. — Тебе не кажется, что я правый глаз криво накрасила?
— Не кажется.
Она выдыхает, и я добавляю:
— Ты его криво накрасила.
Летта бьет меня по руке и смеется.
— Ладно, все равно времени нет переделывать.
Времени и
